Излишний интерес ко всему, что её не касалось, заставлял Алексу присматриваться к окружающим и много размышлять, а несколько десятков детских детективов, уложенных на её полках, давали ей крохотную надежду на то, что ей, как и героям книг, так же легко удастся распознать человеческие пороки, определить скрытые мотивы и корыстные цели. И тем привлекательнее была эта слежка, ведь объектом для изучения был не кто иной, как их непредсказуемый гость, который старательно продолжал предпринимать попытки с ней подружиться. Всегда коротко стриженый, холёный, вкусно и резко пахнущий, он не вызывал отторжения или неприязни и даже притягивал. Но его бегающие глаза не давали Алексе покоя. С виду этот «шкаф» казался абсолютно непробиваемым и непоколебимым, но как только появлялся повод, Алекса видела, как он становился другим – холодная и сдержанная манера общения превращалась в беспредельно-развязную, сжатая челюсть начинала вращать жвачку, лицо искажалось от внезапного тика, плечи нервно подёргивались.
Забегая под разными предлогами на кухню, Алекса косилась в сторону Ларина, зрительно фотографируя его ярко выраженный профиль с чуть смещённой переносицей. Она наблюдала за жизнью его рук, которые он резко заламывал в запястьях, вслушивалась в его смешки, звенящие, словно осколки, в тон голоса, которым он рычал в чёрную мобилу. Но ещё больше случавшихся в его настроении резких перемен девочку настораживало несвойственное поведение Марии по отношению к нему. Алексе казалось, что мама говорит с ним сугубо официально, как начальник со своим подчинённым, что-то разъясняя ему, вводя в курс дел, обсуждая с ним возможные варианты, делегируя, решая спорные вопросы и давая ряд поручений, которые он беспрекословно исполнял. А в другие дни не было ничего официального, и они пили ром в гостиной, как старые добрые друзья, которых связывает нечто большее, чем простые формальности.
Необъяснимое подсознательное чувство ставило перед ней барьер, не давая возможности поверить в то, что он действительно ищет с ней дружбы. Часто раздражаясь на саму себя за то, с какой лёгкостью людям удавалось усыпить её бдительность простыми знаками внимания и неподдельной заинтересованностью в делах, Алекса боялась поверить в искренность его намерений, и теперь она пугалась того, что станет жертвой очередного фокуса манипуляций. А ведь именно с ней он вёл себя сдержанно, деликатно, каждый раз предпринимая попытки быть ей хоть в чём-то полезным. Держа его на дистанции и не допуская откровенных разговоров, которые он так любил заводить, расспрашивая её о школе и друзьях, ей в то же время нравилось проводить с ним время, особенно когда он старательно записывал под её диктовку новые рассказы и повести. Боясь сделать этот противоречивый объект своим фаворитом и стараясь не попасть под его чары, она выстраивала внутри себя множество преград, которые мешали наделить его таким важным для неё статусом друга.