– Свет мой! – сказала Эин-Мари.
– Свет мой! – сказал Финиар.
И с того дня не расставались они и источник и право своих улыбок обрели в глазах друг друга.
Так начался род Эйвели. (1)
>(1) его же называют «Золотая цепь» Альрýни кáне [Al`rúni káne], а эулиен – обладателями «золотой крови», златокровными – и́стабилен [ístabilen].
…Об Эйвели, соткавших славу
из роя звёзд в венцах полночных,
из венчиков простых цветов тревожных,
из капель рос на листьях робких,
из брызг смеющихся ручьёв,
из слёз, пролитых эулиен за человека,
реку я слово, что станет громом…
И вот, по прошествии времени Свет породил Свет, и принесла Эин-Мари Финиару сына, которого назвал он Элкарит, и умножился Свет Эйдена. И, обжегшись, принесла Эин-Мари Финиару сына, и дал он ему имя Сéдби [Sédbi], и умножились огонь и страсть. И когда кружили и пели звонкогласые свободные птицы – принесла Эин-Мари Финиару сына, и назвал он его Э́ливиен [Élivien], ибо так радость великая назвалась. И когда реки смеялись и воцарились улыбки – принесла Эин-Мари Финиару дочь, и назвал он её Э́ликлем [Éliklem]. И было это в Эйдене прежде исхода, но после разделения мира.
Так стал Элкарит любимцем всех живых существ в Эйдене. Его любили за кроткий нрав и светлость взора, а также за улыбки нежность, беззлобность всех его речей, присутствующую с детства, за мирный Свет в его глазах, и им гордился Финиар по праву. Рос Элкарит разумным и сердечным, отдавая больше времени молитве и помощи всем тем, кто в ней нуждался и пребывал в затруднении. Тогда же проявил он тягу ко всякому знанию, и Финиар с Эин-Мари учили его. И Ион с ними и старейшины народа эулиен. Став юным и окрепнув, отрешился Элкарит от всех забот и обратил свой взор на подзаконный мир, где была нужда во всякой помощи. И сердце своё, преданное Богу, посвятил тому миру, как и свои молитвы, потому что не знал и не хотел знать иного пути, кроме пути своего Господа.
Рос Седби быстро, сильным и суровым. Огонь и только. Огонь и только! Отвратившись от мудрости отцовской, искал он лишь наслаждений и битвы. И нрав его был переменчивым и буйным, а облик светел и прекрасен. Но лишена была душа его покоя. Всегда в пылу не жертвенных сражений, он тщился отыскать блестящей славы, Любви иной, чем та, что полагалась его народу, и с каждым, кто был не согласен – готов был биться до крови или смерти. Его громоразящий ранил взгляд, и острозубым непокорным диким зверем он ломал устои рода и народа, и так никто не мог его ни усмирить, не успокоить.