Владимир и сам не мог ответить на этот вопрос.
Возможно, привычка, многолетняя, въевшаяся в его кровь, такая же, как и вставать каждый день в семь часов, даже в выходные, от такой сразу не избавишься. Кроме того, он совершенно не понимал, что делать дальше и как жить теперь.
По крайней мере, держало его здесь не желание заниматься служебными делами и выполнять свой долг и даже не надежда, что это желание вернётся.
А ведь совсем недавно Владимиру казалось, что это место привязало его к себе, поглотило целиком. Он работал практически безостановочно, не с трудолюбивой самоотдачей, а с каким-то фанатичным остервенением. Даже по ночам ему снились дела и отчёты, во сне он заполнял бланки и опрашивал подозреваемых, распутывал дела, анализировал документы. Просыпался и продолжал, только уже наяву.
Что теперь?
Теперь это было прошлым. Каким-то странным и чужим, наверное, даже диким.
Прежние цели стали безразличны, новые не появились.
Владимир мог поехать домой, но там его ждало чувство тоски и одиночества. Оно было и здесь. Но там, дома, становилось нестерпимым. Оно захлёстывало как волна, ошеломляя, лишая способности рассуждать здраво, сметая последние ориентиры.
Он ничего не мог с этим поделать. Не мог избавиться от него.
И вот теперь Владимир знал о его неспешном, но неотвратимом приближении.
Он вспомнил последний такой «приступ».
Это случилось дома ночью.
Он пил чай на кухне, и вдруг стало невыносимо тихо.
Сначала он ощутил тишину внутри.
Эту звенящую пустоту.
Чувство бесцельности себя и всего проникало в каждую его клетку. Потом оно заполнило комнату, где он находился. В каждой вещи, в каждом углу было оно. Оно заполняло чашку вместо чая, пряталось под шкафом, о нём и только о нём мог говорить телевизор, тикать настенные часы. Владимир начинал чувствовать его в квартире, большой и безразличной. Наконец дом, многоэтажный, с десятками квартир, казался ему пустым и чужим, будто не было в нём ни одного человека, ни души.
Контролировать это чувство Владимир был не в силах.
Тогда он, наспех одевшись, выбежал на улицу и бродил по городу до глубокой ночи.
Ему помогали только мысли о деде Егоре.
– Дед Егор, – так он сам представился Владимиру при знакомстве.
Так Владимир и называл его.
Именно с его появлением Владимир окончательно потерял почву под ногами. Именно он помог увидеть всю глупость и никчёмность проживаемой жизни. Он выпустил на свободу все страхи и сомнения, которые Владимир прятал за обычной для него непринуждённостью и шутливостью. И он помогал теперь от них избавляться.