Когда же это… закончится?..
– Пей!
Чай, показавшийся раскалённым оловом, в несколько длинных глотков проник внутрь, а вместе с ним – яд. Тело мелко задрожало, жар поднялся от живота к горлу, не выпуская наружу крик, и я словно оказалась заперта вместе с ним.
Шаги… скрипящие половицы чердачной лестницы… кто-то ушёл… или пришёл?.. Кирино?..
Не смогла даже открыть глаза, не то что двинуться или что-то сделать. Я плыла в тёплом и тягучем, в уши забилась липкая каша. Только боль и я – один на один.
– Когда придёт закат, я отдам своё сердце, – далёкий голос пел на незнакомом языке, но я понимала каждое слово, и чудилось, словно это был Лэтис, – отдам своё сердце – гостье, что приходит издалека. Она спросит воды, прежде чем взять его, спросит воды…
Кажется, я вцепилась пальцами в халат Таши и дёрнула его к себе – что-то тёплое придавило сверху. Неужели у меня такая огромная сила?
– …но чашу эту до дна не испить ей, не испить… а значит, я ещё поживу…
Каким-то образом песня помогла отгородиться от боли, и крик растаял, так и не сорвавшись с губ. Таши отстранился и подсунул под нос пиалу. Откуда-то я знала, что яда в ней больше нет – всего лишь вода, и это значит… всё почти закончилось?
– Когда придёт рассвет, я умру и воскресну, умру и воскресну, вернусь в царство жизни с солнечным светом…
Надо дождаться рассвета?..
– Чашу до дна не испить Незваной и сердце моё не забрать, не забрать. Я стою на перепутье – вернуть ли чашу мне? Дать ли исполнить то, зачем пришла Она?..
Я сделала судорожный вздох. Казалось, стало легче, боль отступила, ещё немного – и приду в себя, смогу открыть глаза, увижу немного печальную и виноватую улыбку Таши, а потом, потом…
– Зачем пришла Она?..
Боль навалилась с новой силой – словно из раздробленных, рвущихся из тела костей, полился раскалённый металл. Я знала: если позволить себе закричать, голодная глазастая тьма уже не пощадит и рванётся к ослабевшему пыткой-ритуалом телу.
Это была лишь прелюдия. До рассвета оставалась целая ночь.
***
Я опустила тарелку на край стола. Кирино, посмотрев поверх бумаг, вопросительно изогнул бровь. Из-за моего плохого самочувствия и беспокойства Таши, хмырь соизволил работать у меня – домик Ярая совсем недавно перешёл ко мне официально, и теперь я стала гордой столичной домовладелицей, – но рад этому, конечно же, не был. Ещё бы, вырваться из дворца только для того, чтобы сидеть с мелкой пигалицей и смотреть, как бы она в обморок не упала!