Маррон засмеялся.
– Сомневаюсь, что у тебя это получится.
– Вы что, пытали их? – вскрикнула Линн. – Что вы сделали с ними? Позвольте мне увидеть их! Пожалуйста!
– Ой, да смотри, – и Маррон, усевшись в кресло, широким жестом повел в сторону распахнутого окна.
Линн подошла и выглянула. Внизу сверкали на солнце изумрудной зеленью и благоухали пышными цветниками сады. Они были совершенно безлюдны. Дальше, за полем, у кромки леса под присмотром свинопаса рылись в земле свиньи.
– Я никого не вижу.
– Так-таки совсем никого?
– Ну… свинопаса.
– Ну вот.
– Что – вот?!
Маррон не ответил, лишь довольная улыбка тронула его губы. Понимание пришло не сразу. Оно подобралось украдкой и оглушило, будто обухом топора.
– Вы превратили в моих братьев в свиней?!
– Что значит превратил, – возмущенно сказал Маррон. – Они и есть самые настоящие свиньи, моя дорогая. Я просто, так сказать, придал им надлежащий облик.
– Ах вы…
Маррон предостерегающе поднял руку.
– Не советую кидаться на меня с кулаками! – мгновенно утратив всю ласковость, прикрикнул он. – Еще движение – и вон те ребята у дверей скрутят тебя так, что мало не покажется. Отойди от окна! Шутки кончились, и мое время тоже. Девочка, ты меня утомила. Твои Микки и Ру превратились в свиней и свиньями останутся. Как я сказал, если будут усердны, лет через десять, глядишь, и отработают долг.
– А потом?
– Потом посмотрим.
У Линн опустились руки. Что делать, она не представляла. Но и оставить как есть… смириться, что она десять лет не увидит братьев… Останется одна с отцом… а они все это время будут…
– Все, уходи. Прощать я их не собираюсь, – соскучившись, сказал Маррон, и жестом приказал увести Линн.
– Нет! – крикнула она. – Нет, господин Маррон, пожалуйста! Я не могу их потерять! Я обещала заботиться о них и всех подвела! Пожалуйста! Есть хоть что-нибудь, что я могу сделать? Ведь это ужасно – жить в обличье свиньи. Они же забудут, кто они такие!
– Да, это возможно, – согласился Маррон. – Каждый в конце концов становится тем, кто он есть.
– Господин Маррон… – губы Линн задрожали. Она изо всех сил старалась не разрыдаться. Потерять лицо – это хуже всего. Ни в коем случае нельзя дать понять Маррону, в каком глубоком она отчаянии. Она должна сохранять достоинство – любой ценой.
– Ох, ну почему я такой бесхарактерный, – пожаловался разбойник. – Вот отчего все мои беды. Надо было убить их сразу, а тела оставить воронам. Вот это было б в назидание всем, и хлопот никаких.