Он напрягал зрение, чтобы разглядеть что-нибудь. Темнота, казалось, давила на его глазные яблоки, ослепляя его. Вдруг он услыхал вблизи голоса.
– Мне никогда раньше не приходилось видеть море. Я не думал, что оно такое.
– Мы теперь в опасной зоне.
– Это значит, что мы можем потонуть каждую минуту?
– Правильно.
– Господи Иисусе, вот так тьма! Ужасно будет утонуть в такой темноте.
– Это живо делается.
– Скажи-ка, Фред, бывало ли тебе когда-нибудь так страшно, что…
– А тебе страшно?
– Тронь мою руку, Фред… Нет, вот она! Что за дьявольская темнота – собственной руки не найти!
– Холодная. Почему ты так дрожишь? Хорошо бы теперь рюмочку опрокинуть.
– Я никогда прежде не видал моря, я не знал…
Фюзелли отчетливо слышал в темноте, как стучат зубы солдата.
– Подтянись, дружище, нельзя же так трусить.
– О Господи!
Наступила длинная пауза. Фюзелли не слышал ничего, кроме плеска пенящейся воды, бежавшей вдоль бортов парохода, и рева ветра в ушах.
– Я никогда до сих пор не видал моря, Фред, а тут еще все эти болезни. Мне просто все нутро перевернуло. Вчера только троих за борт выбросили.
– Плюнь, брат, не думай об этом.
– Скажи, Фред, если я… если я… если ты спасешься, Фред, а я нет, ты напишешь моим близким?
– Конечно, напишу. Только я уверен, что тогда уж мы оба потонем вместе.
– Не говори так. И не забудь написать той девушке… помнишь, я еще тебе ее адрес давал.
– Ты сделаешь то же самое для меня.
– О нет, Фред, я никогда не увижу земли… э, да что… А я чувствую себя таким молодым, таким крепким. Я не хочу умирать… я не могу так умереть!
– Если бы только не было так чертовски темно!
Часть вторая
Сплав остывает
I
За окном были пурпурные сумерки. Дождь лил беспрерывно, оставляя длинные блестящие полосы на потрескавшихся стеклах и выбивая сухую монотонную дробь по оцинкованной крыше над головой. Фюзелли сбросил свой мокрый дождевик и остановился перед окном, угрюмо глядя на дождь. Позади него топилась дымящая печь, в которую один из солдат подсовывал дрова, а дальше сидели, развалившись на сломанных складных стульях, солдаты, в позах, выражавших крайнюю скуку. За прилавком в глубине комнаты христианский юноша с неподвижной улыбкой наливал подходившим по очереди солдатам шоколад.
– Черт, изволь тут из-за всякой ерунды становиться в очередь! – проворчал Фюзелли.