– Ад не место для благочестивых мирян.
Самый страшный грех – грех предательства. Предателям не место за земле. Не место среди безгрешных людей. Предатели попадут в самый последний, девятый круг ада. Даже воры и убийцы не заслужили находиться здесь. Только предатели, предатели… – неразборчиво бормотал молодой мужчина. Его голова слабо моталась на подушке, губы едва шевелились, сверху одеял лежали худые руки с подрагивающими пальцами.
Над ужасающей своей реальностью воронкой кружились стаи больших и страшных черных птиц. Они громко изрыгали из себя отвратительные нечленораздельные звуки и активно испражнялись вниз воняющими отбросами на головы людей. Вонь заполняла окружающее пространство, лезла в нос, вызывала рвотные спазмы, заставляла смотреть вокруг и искать глоток чистого воздуха или чистого места.
Дуранте вздрогнул, приоткрыл пошире больные воспаленные глаза, повел ими вокруг с надеждой уползти подальше от ужасного кошмара. Тщетно! Он лежал в центре неровного круга, составленного из вырванных языков богохульников.
Вокруг него безмолвно возвышались бесполые существа без лиц, одетые в черные балахоны и тянули к нему длинные костлявые пальцы. От страшных фигур веяло ледяным холодом, безнадежностью и запахом тления.
И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,
Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.>16)
От жгучего, непередаваемого страха, что он умер и оказался в загробном мире вместе с грешниками, сознание на короткое время вернулось к Дуранте. Несчастный больной в ужасе раскрыл полубезумные глаза и судорожно стал озираться вокруг.
Где жизнь, а где виденья?
Каменные стены комнаты с ковриком у изголовья кровати, выщербленный пол с двумя вытканными циновками, керамическая чаша для нужды, стол и два стула – знакомая обстановка, которую он видел до болезни. Но где он? И где истина? Неужели он отправился за Беатриче, но по пути на Небеса споткнулся и оказался в чистилище? Где он? Кто ответит?
Больной громко застонал и от бессилия закрыл глаза. Несмотря на тяжелое состояния полузабытья, в голове поэта, помимо его воли, уже складывались первые строфы бессмертной Комедии…
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,