– Гектор, – недовольно прошептала дама, – твой дядя, будь он при памяти, всенепременно поставил бы тебе на вид подобные манеры. Потрудись впредь не проявлять неучтивости к несчастному страдальцу. И застегни пуговку на гульфике, будь любезен! Не уподобляйся босяцкой голытьбе, – добавила она, поглядывая на невысокого упитанного доктора в круглом пенсне, который извлек из недр саквояжа стеклянную банку с извивающимися пиявками и принялся разглядывать их в тусклом свете керосиновой лампы.
– Но, маман, – неожиданно густым баском отозвался юнец, – вставать с петухами третий день кряду для меня невыносимо. Вы несправедливы ко мне, вы меня совсем не жалеете!
– Милый мой мальчик, – сказала дама, повернувшись к нему бледным лицом. – Ты оценишь мою заботу, когда уважаемый нотариус вскроет завещание твоего дядюшки.
– На босяцких штанах гульфиков нет, – пробурчал невпопад Гектор, прикрыв рукой очередной зевок.
Между тем, вытащив из внутреннего кармана сюртука деревянную трубочку, доктор сосредоточенно оглядывал беспокойного пациента, почивавшего в тревожности на пуховой перине среди взбитых подушек. На осунувшемся лице больного резко выделялся заострившийся орлиный нос да ввалившиеся глазницы, очерченные темными полукружьями подрагивающих век. Рыжая всклокоченная эспаньолка торчала неприглядным пучком на узком подбородке. На потрескавшихся губах запеклась алая кровь. Мужчина пребывал в беспамятстве уже третьи сутки.
Приложив к груди больного фонендоскоп, доктор удовлетворенно крякнул.
– Молодцом, Аркадий Маркович, молодцом… Но пиявочек мы все же опять поставим. Милейший! – обратился он к Гектору, продолжив простукивать пухлыми пальцами грудную клетку мужчины. – Могу ли я попросить вас об одолжении передать мне вон ту баночку с комодика?
– Но я же не прислуга, в самом деле, – недовольно скривился юнец, но глухое маменькино: «Пшёл» значительно ускорило его долгий путь к комоду.
– И вот еще что, баронесса… – снова замялся доктор, – надо бы отдернуть шторы и впустить свежего воздуха, хоть на секундочку: он очень, знаете ли, пользителен для больного.
Зыркнув недобро в сторону толстячка, дама величаво выплыла из комнаты, и в ту же минуту ее низкое контральто раздалось под сводами трехэтажного особняка, принадлежащего хозяину ювелирного заводика «Мастерские Брука» Аркадию Бруковичу, изъявившему желание подсократить свою фамилию на вывеске – не столько для экономии букв, сколько – средств.