Все три месяца Холс просидел в гостиной. С утра до вечера смотрел старые юмористические шоу. Почти не ел. Спал часто, часа по полтора, не вылезая из кресла. И молчал. Буц переселился к нему, побоявшись оставить друга без присмотра.
Только четыре дня назад Холс ожил, выключил телек, подошёл к Буцу и предложил проверить одну идейку, насквозь пропитанную безумием. Буц согласился, понимая, что Холсу надо чем-то занять мозги. И старательно делал вид, что у него никогда не было семьи, потому что сам Холс старательно делал вид, что у него никогда не было семьи.
– Твоя идея тоже не смешная, – буркнул Буц в тон Холсу, – однако, как видишь, я с тобой до конца.
– Предлагаешь пострелять по пивным бутылкам?
Буц хмыкнул.
– По сравнению с твоей идеей, в этой плещется разум. Пенистый. Тёмный и светлый. Вот где собака разума утоплена.
– Ты не веришь в чтеца снега?
– Год назад я бы не поверил и в фиолетовый град. А теперь готов считать себя медузой, изгнанной из коллективного разума.
– О Чёрносливочном монастыре и чтеце снега упомянуто в буклете для туристов.
– Так ты решил угнать вертолёт, выкрасть альпийские экзоскелеты у родного института, перелететь Пурпурные перья, преодолеть склоны Чёрных сливок, руководствуясь рекламным буклетом?! Да, источника надёжнее прям не сыскать.
– Я о чтеце снега знаю почти с самого детства. Прочитал о нём в каком-то сборнике мифов. В легенде говорится, что чтец снега – единственный, кто знает истинную историю человечества. На днях вспомнил о нём, порылся в файлах и наткнулся на этот вот буклет. Можно “взойти” по высеченным в скале ступеням и от горнолыжной базы добраться до монастыря. За пять тысяч лет монахи не пустили за ворота ни одного путника, однако “именно вам может повезти…”. И я подумал, а почему бы и не “взойти”, чёрт возьми? Когда нет соломинки, схватишься и за камень! Да, сказал я себе, иди к Буцу и обкрадывай родной институт. Правда того стоит! – Холс щёлкнул пальцами, но веселья в его глазах не было ни на йоту. – Как-то мы с Клаф и детьми хотели провести отпуск на Чёрносливочной горнолыжной базе, но в тот год у жены от заказов отбоя не было.
Буц уставился на уносящуюся под бампер тёмную ленту асфальта с неуловимо-синим искрящимся налётом, выхваченным светом фар.
Холс впервые упомянул о семье с тех пор, как огняки поглотили их.