В Аннинских укреплениях я снова отпустил Дику и она, разбежавшись, на всем ходу кувырнулась боком, изображая подбитую лошадь, и два раза перевернулась в траве. Я решил разыграть собаку, воспользовавшись пещерами, как всегда это делал, когда мы гуляли в укреплениях. Пока Дика, наслаждаясь полученной долгожданной волей, кувыркалась в траве, я направился к нужной пещере, вход в которую можно было найти, если только случайно натолкнувшись на нее. Вход в пещеру скрывали густые ветви небольшой рябины, ягоды которой в те дни уже налились соком и гроздьями краснели среди длинных листьев, растущих по стеблю парами в двойных рядах. Я тихонько, стараясь не шуршать ветками, пробрался в пещеру. Она была одной из тех пещер, чей проход вел наверх. Мой замысел был прост. Выбравшись «этажом выше», я подходил к краю стены рва и сверху начинал звать Дику. Дика, увидев меня, внезапно появляющегося на таком высоком месте, естественно начинала искать, как бы ей добраться до меня. Она начинала метаться туда-сюда в поисках какой-нибудь горки, по которой можно было бы взобраться ко мне, но не найдя ничего подходящего, она даже вставала на задние лапы и передними скребла по камню, надеясь на то, что я как-нибудь захвачу ее руками и втяну за шкирку к себе наверх. Я тем временем громко прощался с ней и делал вид, что ухожу, скрываясь с ее поля зрения. Что тут начиналось! Дика поднималась такой жалобный визг, так похожий на человеческий надрывный плач, что мое сердце не выдерживало, и я спускался вниз, где она прыгал мне на грудь и норовила радостно облизать меня как можно больше раз в лицо, что мне совсем уж не нравилось.