Начнем с весьма плодовитого автора. Публикация его рассказа в одном из литературных приложений сопровождалась бурными славословиями в его адрес со стороны собратьев по перу. Славословиями, вполне соизмеримыми с комплиментами, которых удостаивался незабвенный Леонид Ильич в период расцвета своего литературного дарования.
Цитированная в разделе «Не для?» писательница так характеризует творчество коллеги:
…встреча с тонким, ярким, интеллигентным собеседником, ибо эта проза предполагает диалог с читателем, фактов, мыслей, неожиданных умозаключений столько, что и затрудняешься классифицировать этот текст…» … выстраивает пространство текста совершенно драматургически: умелой рукой режиссера «ставит свет», озаряет неожиданно ярким лучом мизансцены, выводит героев под беспощадный свет прожекторов и неуклонно ведет читателя и зрителя к финалу. И, конечно же, – благотворное смещение красок: трагедия с фарсом, мелодрама с «суховатым» изложением фактов. «Пробежать» прозу нелегко. Выкинуть ее из головы после прочтения – невозможно…»
Другой прозаик подтверждает и дополняет высокую оценку.
…если подлинная интеллигентность неотторжима от высокой образованности и они помножены на прекрасный писательский дар, тогда перед нами…
…отменный мастер литературных портретов.
…блестяще владеет пером. Константин Паустовский учил меня: «В книге не смеет пребывать ни один абзац, который бы мог написать не писатель». … я ни одного такого абзаца не встретил.
Вот абзацы, которые встретили мы:
Он подходил к ней ближе, чем позволяли приличия, и произносил фразу, опять же совершенно для себя странную:
Элементарное литературные приличия требуют как минимум заменить «для себя» на «для него». После такой косметики фраза останется неуклюжей, но будет, по крайней мере, грамматически правильной.
Потом, пропуская спутницу вперед, они садились в сани, мчались по Кузнецкому мосту вниз.
Как они (Бунин и его спутница) могли пропустить эту спутницу вперед? Ответ находится за пределами здравого смысла. В отличие от предыдущей данная фраза не подлежит даже капитальному ремонту.
Дальше еще интереснее:
Он глядел на ее насурьмленные до самых бровей веки – так ему нравилось. И она не разрешала ему облизывать пересохшие губы, она сама облизывала его пересохшие губы; и помада облюбовала ее рот раной, и он заживлял раны, а потом утирался платком, и платок был у него вечно в красных следах, будто бы чахотка закипала у него на губах и он скрывал ее. Бунин вспоминал об императоре.