Рассказ «Пантеры» завершается чтением поэтессой Фукс своих новых стихов:
Лежу в объятьях минотавра.
А он сношается, нахал,
В сварной избушке из двутавра
И изумрудных опахал.
Я отдаюсь меж двух истерик,
Я необузданно добра.
Русалкой я стремлюсь на берег,
Вся в чешуе из серебра.
Даже беглое прочтение рассказа не оставляет сомнения в том, что уровни профессионального мастерства ревнителя – автора и Пантеры Фукс вполне соизмеримы, чтобы не сказать более.
Я повиновался – я за свою жизнь так привык к повиновению, что если некому было повиноваться, я был не в своей тарелке.
В этом не длинном предложении однокоренные слова встречаются трижды. Также три раза использовано и местоимение «я». Но даже такую частоту взыскательный автор счел недостаточной. И следующая фраза опять начинается с ласкающего слух местоимения:
Я покорно поставил стихи в номер…
Третьим персонажем рассказа, помимо автора и поэтессы, является владелица (возможно, редактор) газеты, определяемая как этуаль и правозащитница. Но автор предпочитает называть ее «имя-вымя». Прозвище это родилось, когда в ответ на хвастливое заявление этуали: «Я даю газете свое имя», автор находчиво ответил, правда, мысленно: «Вы даете газете вымя». Разговор происходит еще до знакомства автора с творчеством разнузданной Пантеры, чем и объясняется относительно невысокий уровень сексуальности этого диалога.
Чуть ниже автор счел целесообразным продолжить удачно найденную рифму, охарактеризовав свою работодательницу как «даму, дающую газете свое имя-вымя-время-бремя».
«Имя-вымя» – сильно пьющая творческая натура, что подтверждается, к примеру, периодически повторяющейся в разных эпизодах руководящей просьбой: «Бутырчук, у вас со вчера не осталось немного водки»?
Процесс поглощения спиртного описан довольно ярко.
Пантера бросилась к нашему имени-вымени в объятья со словами благодарности. Не выпуская друг друга из объятий, они выпили по полстакана водки. А потом я ушел.
Еще фрагмент.
Однажды меня послали взять у пантеры интервью. Я повиновался. Вместо начала она простонала стихи:
Ты оставил меня, понимаешь?
Ты со мной поступил, как палач…
Грустным облаком белым растаешь,
И в ушах твоих смолкнет мой плач.
Очередное обращение автора к полюбившемуся ему словесному тандему. «Я повиновался», разумеется, возражений не вызывает. Но непонятно, почему поэтесса стонет, употребляя конструкцию, введенную в литературный оборот первым президентом Российской Федерации.