Ричи пожал плечами и закружился вокруг неё, следуя музыке.
– Ничего такого, чего не может себе позволить суженый после долгой разлуки.
– Идиот!
– Что ж, позволь заметить: этот идиот – твой жених.
Стихли барабаны, сменился ритм. Ричи отступил, чуть склонив голову, извещая о конце танца. Шелли кланяться не стала, вздернув подбородок, фыркнула. Спор не имел смысла, по меркам селян он прав. И пусть у них не возникло друг к другу великой любви, как в сказаниях местных старушек, будущее предопределено и неизменно, пусть её суженый и редкостный осел.
Уголки его губ дрогнули, он довольствовался маленькой победой, теша свое самолюбие. Самое обидное – имел на то право. В будущем, если захочет, он может лишить Шелли всего, что ей приносит радость: лука, кинжала с узкой простенькой рукоятью, подаренного Громом, и даже охоты. Оттого злить его – та еще дурость, но она не смогла сдержать порыв. Частенько батюшка наказывал: думать головой, а не сердцем. Что простительно мужчине, нельзя простить женщине. И, пожалуй, Шелли начинала понимать, что он имел в виду. Еще недостаточно, чтобы усмирить взбалмошную натуру, но уже в силах подавить нарастающий гнев.
Сжав кулаки, она отвернулась от Ричи и поспешила уйти. Дух празднества совсем её оставил: танцы больше не влекли, а накрытые столы и говор люда не заставлял трепетать изнутри.
Воровато оглядевшись, Шелли замотала в платок несколько утиных ног и сунула его в сокрытый в складках юбок карман. Желание оказаться как можно дальше от шума и плясок стало нестерпимым. Улизнуть – задача из простых. Она могла поспорить на матушкино ожерелье: в сей миг даже батюшку куда сильней интересовал кувшин с ароматной наливкой, нежели то, где, с кем и чем она занимается.
Рошель
Холодало. Небосвод окрасился алым, близились сумерки, а, значит, вскоре празднество закончится. Звуки чуть стихли, когда показалась знакомая изба. Шелли толкнула покосившуюся дверь, петли скрипнули. Она облегченно вздохнула, прямо на пороге скидывая неудобные туфли. Ступни, непривычные к грубой обувке, ныли, на пальцах проступили болючие водянистые мозоли. Пройдя через комнату босыми ногами по гладким половым доскам, она опустилась на койку, дотянулась пальцами до завязок на блузе. Снять с себя многослойные наряды оказалось приятнее, чем их надевать. Ветер задул с открытого окна, девушка повела плечами в попытке отогнать вечернюю прохладу. Стайка мурашек пробежала по обнаженной коже. Взгляд скользнул по бережно застеленному покрывалу и остановился на стопке ткани. Шелли улыбнулась – Альма подготовила удобные сменные одежды. Пальцы тронули заправленное ложе, старушка всегда меняла простыни на свежие. Бессмысленно, когда ночи проводишь в убежище.