В конце мая, когда закончился учебный год и на улице уже порхали первые бабочки, проснувшиеся после долгой зимы, я с мамой и сестрой отправился в деревню к тете Линде, пригласившей нас провести у нее все лето, пока не решится вопрос с разделом родительской квартиры.
Мы уже сидели в вагоне в удобных креслах, и когда поезд тронулся, я отправился в буфет. Я попал в вагон с бордовыми бархатными портьерами на окнах, кондуктором в строгой форме, мужчинами в дорогих костюмах, курящими сигары, и женщинами в длинных воздушных платьях и огромных шляпах. Наверное, ничего бы не случилось, если бы я не заметил на полу маленький цветок. Это была фиалка. Я поднял ее и увидел перед собой тоненькую девочку лет тринадцати, с аккуратно уложенными волосами и большим голубым бантом на голове. Улыбнувшись, она протянула руку, и я вложил фиалку в маленькую ладонь.
– Вот это да! – воскликнул я. – Здесь снимают кино?! Как тебя зовут?
– Форнарина, – прошептала незнакомка и приложила палец к губам.
Я с восхищением посмотрел на девочку с фиалкой и подумал: «Наверное, она сошла с полотна Пикассо. Девочка, танцующая на шаре, похожая на персонажа из книги, она вне времени, как мотылек, порхающий от цветка к цветку: его не волнует мир вокруг, а манит лишь аромат цветка, и он летит на него, как на свет, не догадываясь, что его ждет, – благостный нектар или ядовитое щупальце Альдрованды». Наши взгляды встретились, Форнарина улыбнулась, и я осознал, что ничего более прекрасного в своей жизни не видел. Для меня мир изменился, словно у иллюзиониста из волшебного пистолета вырвался сноп разноцветных искр.
– Я – Ланселот. Мы с мамой и сестрой едем в деревню на все лето. А ты?
– Ты должен спасти нас, иначе мы все погибнем, – тихо сказала она, словно боялась, что кто-то может нас услышать.
Пробираясь сквозь горы, поезд, как выпущенная из лука стрела, скользит по долинам. Посмотрите в окно, как все прекрасно: золотые горы блестят, как фантики, а мохнатые облака, покачиваясь в небе, улыбаются, словно дети. Вокруг невообразимая тишина, но все настолько очарованы неземными пейзажами, не подозревая, что уже никто не вернется назад.
Я выглянул в окно. За стеклом вдали мелькали домики, похожие на игрушечные, люди же больше напоминали кляксы, оставленные в тетради от чернил.