Он без остатка погрузился в кипучую деятельность, и вдохновение, подогреваемое страхом провала, уже не оставляло в нем стеснения и неловкости. К черту неопытность! Он видел свою оперу в мельчайших нюансах, от увертюры и интродукции до финальной арии. Он добьется того, чтобы на сцене происходило все именно так, как он задумал. В оперном мире девятнадцатого века импресарио совмещал обязанности и агента, и продюсера, и инвестора, а композитор выполнял роль режиссера-постановщика. Координировать игру шестидесяти четырех музыкантов Верди еще не приходилось, так же как руководить не только вокальным исполнением, но и актерской игрой артистов на сцене. Все это приводило его в восторг и сводило с ума одновременно.
Входящий в творческий раж молчаливый замкнутый Верди, никогда не обучавшийся хорошим манерам, становился грубым громогласным деспотом, рушащим все правила приличия. Такой подход к режиссуре, возможно, и могли бы стерпеть от тонущего в регалиях мэтра, но от молодого провинциального выскочки… И в труппе, и в оркестре начался разлад. Отягощало ситуацию то, что Джузеппе видел в претензиях артистов и музыкантов скорее нежелание принимать его авторитет, чем объективную реакцию на его поведение.
Ситуацию спасала Джузеппина. Раскрывшийся демонический образ скорее развлекал ее, чем угнетал. Он намного лучше подходил чародею, сидевшему за ее роялем несколько месяцев назад, чем нахмуренному юнцу, вошедшему тогда в ее дверь. Джузеппину совершенно не волновал подход и форма, она смотрела в суть и понимала, что каждое бурное высказывание Джузеппе имеет веские основания. Он слышал то, что не улавливал никто, он видел нюансы, которые все упускали. Как и любая женщина, не забывающая о своей силе и обаянии, Джузеппина обладала способностью ворожить мир там, где назревает война. Ее творческая влюбленность в маэстро сделала ее тем ангелом, который примирял все раздоры.
Верди это видел и понимал, а потому очень скоро проникся к своей солистке обычно не свойственным ему полным доверием. В Ла Скала она была единственной, к кому он мог прийти за советом, не опасаясь показаться глупым и быть осмеянным. Кроме того, маэстро совершенно восхищало знаменитое на всю Италию бархатное сопрано. Когда Верди впервые услышал свою Леонору в исполнении Джузеппины, его накрыла волна будоражащего упоения. Никогда раньше он не встречал, чтобы чье-то реальное пение звучало ярче, сочнее и объемнее, чем то, что он слышал в своей голове.