Внезапно он смолк и уставился на дальний справа шатер, в проеме которого, как видение, показалась женщина. Одета она была непритязательно-просто – в цвета сливок холщовые штаны и легкую открытую блузку, однако все остальное – рыжие, распущенные по плечам волосы, голые икры, грация движений – здесь, в пустыне, удивляло и волновало. За нею вышел наружу мужчина.
– А, Добровейн! – негромко сказал один из друзей. – Это не честно – договаривались холостяками, чтоб без обид. А он с гаремом…
– Боится оставить ее одну. Это, кажется, его новая жена.
– Для чего всякий раз жениться, когда можно просто заплатить за эскорт?
Между тем Ефим Добровейн с подругой удобно расположились в низких плетеных сиденьях. Тут же из большого срединного шатра показался и поспешил к ним официант.
– Сока, лимонада, чаю? – спросил он, склоняясь.
В строгой белой рубашке с бабочкой и черных брюках, официант здесь, в пустыне, выглядел привидением или, во всяком случае, персонажем из другого фильма. Ефим не сразу и понял, чего от него хотят. Рената, его подруга, нашлась быстрее:
– Мне коктейль, не очень крепкий.
– Пожалуй, и мне, – согласился Ефим. – Крепкое как-то не по погоде.
Официант сходил в свое убежище и спустя пару минут вернулся с двумя оснащенными соломинками запотевшими бокалами.
Тридцатисемилетний Добровейн – седеющий блондин среднего роста, с фигурой бывшего спортсмена, с неглупым, окаймленным светлой бородкой среднеевропейским лицом – одет был в зеленоватый дорожный костюм, дорогой и удобный.
Его стройная рыжеволосая спутница издали смотрелась совсем юной. Особенно хороши были ее лучисто-янтарные, с золотыми точками, глаза. Умные и чувственные, они, подобно лампадам, озаряли ее бледное и худощавое лицо с неяркой естественной алостью губ. От редкой, но открытой улыбки трогательно напрягались веки и вздрагивали жилки на бледных прозрачных висках.
– Не знаю, зачем мы сюда приехали! – сказала она, отпив из бокала. – К чему этот маскарад? И эти все… Они тебе не надоели? В Москве пропустим такой интересный вечер (назвала модного режиссера). Нас приглашали. И еще много чего. А здесь (крутит головой) пустыня, скука… И ради чего? Что за фантазии!
Они сидели в пестрой кружевной тени крупных акаций, между каменистой осыпью и цветущим островком маков, пили холодный напиток и старались не смотреть друг на друга. Ее грудной, низкий голос, еще не совсем проснувшийся, дремлющий, в котором и сонная сладость, и зябкость, каприз и детская беззащитная интонация, – действовал на Ефима безоговорочно, лишая его всякой способности возражать и сопротивляться. Он увидел, что Рената может сейчас заплакать. Он ждал этого и очень боялся. Того особенно, что своим хныканьем и капризами она может выставить его в дурацком виде перед партнерами по поездке, каждый из которых был старше, солиднее и влиятельнее его.