По всему виду Барса было понятно, что новой соседке, ещё и такой несамостоятельной, он не рад, и носиться с девчонкой не входило в его планы на жизнь. Но, тем не менее, мужчина ни разу не повысил на неё голос и не высказал во всех красках, какая она криворукая, когда Саша разбила тарелку, случайно спихнув её локтём со стола. Поначалу она думала, что Влад выдерживает сладкое натянутое дружелюбие, как злодеи в фильмах, которые, добившись доверия персонажа, предают его и показывают истинное лицо, выставляя дураком. Но через пару дней она уже поняла, что Влад – просто Влад. Он привык жить по строгим правилам и этикету, без надобности не вмешиваясь в чужое личное пространство. И то, что было принято за «натянутое дружелюбие», оказалось простым человеческим равнодушием.
Пока Барс изучал раны и оружие, Ласкина изучал его самого и его многочисленные незримые правила, рассекающие острыми нитями каждый сантиметр квартиры. Она быстро поняла, что мусорить ни в каком виде нельзя, нельзя случайно размазывать кровь из открывшейся раны, нельзя разбрызгивать воду в ванной, и уж тем более – нельзя ронять еду. Пунктик на чистоте и опрятности также выражался в идеально вычищенных и выглаженных рубашках, костюмах и плащах, занимавших весь гардероб Влада.
Колоссальная часть одежды была чёрного цвета, кое-где красовались минималистические рисунки. Больше всего Сашу удивило состояние домашней одежды. Она свято верила, что дома принято донашивать старые майки-алкоголички, щеголяющие дырками и пятнами от соуса, да джинсовыми шортами, выродившимися на этот свет путём отрезания штанин от потёртых джинс. Но уж никак не стильно выглядящую футболку и дорогие хлопковые штаны, оголяющие щиколотки.
Очередным утром Саша поняла, что головная боль уже не вызывала желание вскрыть черепушку, чтобы ослабить давление на мозг. Ну, или же она просто привыкла, хотя, зная свою непереносимость малейшей боли, в этом вообще не была уверена. Ну, или же сказывалась значительная доза таблеток. Порезы на лице начинали затягиваться красными полосами и опасности не представляли, но девушку волновало далеко не это. Она и раньше не блистала красотой и не могла похвастаться тем, что парни часто обращали на неё внимание, но она привыкла к своей внешности и научилась её принимать. А теперь она в ужасе мялась перед зеркалом, не решаясь поднять глаза. Порезы рассекали кожу уродливыми полосами, натягивая и искривляя её, слово уродливую маску. Из-за них Саша чувствовала себя чудовищем, отбросом общества. Будто позорная метка, кричащая о том, что эта девушка пережила тот ещё ужас. Такое не может происходить с обычными нормальными людьми в благополучных районах. Таких людей не берут на работу, с ними не пытаются подружиться, а мнительные мамочки в парках хватают детей за ручки, чтобы отвести подальше. Никто не хочет видеть рядом с собой ходячее напоминание о том, какие ужасы происходят вокруг.