Вардис почувствовал ответственность и испугался ее. Должно быть, так же боялся и его отец, когда на берегу пруда принимал решение, порядком омрачившее его собственную жизнь и разрушившее жизнь его сына. Чувствовал ли он ту же ответственность? Понимал ли, что он – лишь одинокое деревце на краю, и достаточно порыва ветра посильнее, и оно ухнет в бездну, увлекая за собой часть склона?
Вардис ощущал себя именно так. Всю жизнь он посвятил тому, чтобы быть лордом-наместником. Он ни разу не поинтересовался судьбой своей матери, истинной матери, выносившей и родившей его, ее для него просто не существовало. Он словно знал заранее, что, увидев ее, ее лицо, руки, знавшие тяжелый крестьянский труд, волосы, уже наверняка поседевшие, он не сможет воспринимать себя как должно благородному лорду. Он игнорировал кровь простолюдинки, текущую в его жилах.
Именно поэтому он так обрадовался зачатию своего ребенка! Ребенка с кровью истинного лорда!
И именно поэтому он впервые в жизни задумался о том, что ему, как и всякому, присущ страх смерти. Смерти, после которой от него не останется ничего.
Вардис содрогнулся и попытался еще плотнее закутаться в одеяло. Ничего не вышло – щедрость Модлейта окончилась на длине в пять футов и ширине два – ровно такой величины был отрез плотной шерстяной ткани, выделенной пленнику. Ежась от озноба, Вардис подмял под себя подушку, но теплее не стало. Он с тоской подумал, что загнется быстрее, чем Моэраль придет за ним, что это даже не смешно – столько бегать от смерти, чтобы сдохнуть как собака в темной конуре… И едва не закричал от злости, терзающей изнутри… Но в конце коридора загремел ключами проснувшийся тюремщик, и Вардис сдержал рвущийся крик. Погруженный в мрачные раздумья он не заметил, как наступило утро.
Далеко, в целых сорока шагах от камеры, лязгнули засовы. Шорох ног по выложенному истертым камнем проходу. Вардис равнодушно отвернулся к стене. Каждое утро примерно в одно и то же время к нему заявлялся молодой лорд с копной темно-рыжих волос и заросшим щетиной лицом, приходившийся близкой родней кому-то из Райсенов. Заявлялся и задавал вопросы, на которые Вардис презрительно отмалчивался. Он думал, так будет и в этот день, но, по всей видимости, у Райсена на сей счет были другие соображения.
– Выведите милорда из темницы.