– Хорошо, конЭчно, излагает товарищ Троцкий, – аккуратно вставил ремарку Джугашвили, – я бы на месте специалистов из НКВД взял его слова на заметку. На будущее, так сказать.
– Что еще? – Ленин нетерпеливо заёрзал на месте, всматриваясь в лица соратников.
Калинин поправил пенсне и встал:
– Я считаю, что изначальное предложение Надежды Константиновны самое правильное, тем более исполнительниц уже привезли, – сказал Михаил Иванович и устало откашлялся.
Ленин еще раз посмотрел на валенки и лужу и грустно подытожил:
– Ну что же, посему собрание по поводу моего преображения будем считать закрытым.
Все встали.
– А выбранные товарищи справятся с порученным делом? – спросил Ильич и начал неспешно раздеваться.
– Выбирали из Ивановских ткачих, – отрапортовал Феликс, – самых охочих до этого дела выбрали. Комсомолки! Не подведут. Та, что худая, мужика в общежитии насмерть заездила. А вторую вообще и хлебом не корми. У неё, товарищ Ленин, и кличка на фабрике, соответствующая: чёрная дыра капитализма.
Все присутствующие рассмеялись.
Феликс Эдмундович исподлобья посмотрел на женщин. Те в свою очередь соскочили со своих мест и начали быстро оголяться, бросая одежду прямо в лужу у порога.
– Пусть товарищ Ленин не волнуется, – затараторила высокая худощавая женщина с длинными паучьими руками, – отделаем в лучшем виде.
– Так и есть, – мотнула головой вторая, полненькая женщина с толстыми бедрами и огромной грудью.
Все присутствующие начали выходить из рабочего кабинета. Двое солдат внесли железную кровать. Девушки в белоснежных передниках принялись её заправлять. К Владимиру Ильичу подошла Надежда Константиновна и, поцеловав в макушку, заплакала:
– Помнишь, ты читал мне про то, как великий бог после воскресения позвал из тьмы своего гроба Исиду, и она воскресла, оказавшись у его ног.
– Помню, душенька, – он нежно погладил её руки и улыбнулся.
– Ты позовёшь меня? Там… после всего… в будущем…
– У меня будет всего семь минут, чтобы что-то изменить.
– Но ты позовёшь меня?
– Душенька моя, а помнишь эти строки:
Я так люблю, как перед миром свят,
А святости так мало в этом мире.
Любовь моя, я вместе с ней распят,
Нас к одному столбу приколотили.
Усталость бледная коснулась моих губ,
И пальцы тонкие мои окаменели.
Я без любви окоченелый труп,
Играющий на призрачной свирели.