Пришел в себя уже в телеге, та
девчонка, старательно пыхтя, бинтовала его, и чувствовал себя
капитан мерзейше. Дышать получалось маленькими глоточками, в груди
что-то словно копошилось как маленькие мерзкие паучки, странно
щекоча и пугая ощущениями того, что вот-вот снова провалится
Николаев в пустую темноту и больше уже не выберется.
Дошло с запозданием, что – ранен. И
плохо ранен, всерьез, силы утекли, словно вода из дырявого таза.
Спросил девочку – так и оказалось. Пролопушили, идиоты, не заметили
стремительно проскочившего на бреющем немецкого самолета, тот и
врезал, как на полигоне. Шофера – наповал, вся кабина в крови и
мозгах, капитану ободрало бок, но это пустяк, а вот второй пулей
продырявило навылет легкое и теперь он с пневмотораксом, что и
врагу не пожелаешь. Ну, то есть врагу-то как раз можно...

Вскоре лошадка стала запинаться,
вставать, потом и вовсе свалилась, – ей тоже прилетело от немецкого
летуна, просто сразу в суматохе не заметили.
Оказались, как раки на мели. Хорошо –
танкисты подоспели, хотя, везение тут убогое, конечно…
– Рубеж обороны… вам обозначен?.. –
прошелестел раненый.
– Никак нет! – озадаченно ответил
лейтенант, который тщательно припомнил весь короткий, по-спартански
лаконичный приказ.
Тут Еськов немного запоздало подумал,
что собственно пер «наобум святых», как мама говорила. Ну, в общем,
рассчитывал доехать до соприкосновения с противником и там
встретить огнем и гусеницами.
А Николаев напряженно, пожалуй, даже
– судорожно, думал. Как человек рассудительный и привыкший перед
каждым серьезным делом тщательно продумать все, что может улучшить
результат и облегчить работу, он старался вспомнить, что могло
помочь сейчас. Темный хаотичный ужас наползал на сознание, мешал
сосредоточиться. Дышать было тяжело, сильно болели раны, отдаваясь
острыми всплесками при любом неловком движении, что из-за
необходимости дышать происходило все время, хоть и пытался
простреленный человек приноровиться. Получалось неважно. Но думать
было нужно, именно – думать. И желательно по делу и без паники.
Свои жиденькие силы – вот они, перед
глазами. Что у противника? Если немцы попрут по этой самой дорожке,
что у них будет?
Николаев напрягся, сводя в единый
вывод все, что успел увидеть за прошедшее на фронте время и все,
что слышал от других. Капитан держал свои уши открытыми, считая,
что любые сведения могут быть полезны.