И на следующий день он заглянул
опять. А она – сама себе удивляясь! – ждала его прихода с
нетерпением, и все из рук валилось, пока не увидела. Опять
«поболтали». Матерая медсестра, которая вела себя строго и как-то
по-вдовьи, сама себе поражалась, потому что вдруг вспомнила, что
вообще-то ей всего 26 лет. Ну, много, конечно, но не так, чтобы
очень и вообще…
И боялась, что все это наваждение
кончится, как только лейтенанта выпишут из госпиталя.
Коллеги посматривали с интересом,
некоторые – иронично, некоторые – с сочувствием, но разговорчики на
отделении про «тающую снежную бабу» пошли. Разумеется и кости мыли.
Однажды Рувинская услыхала случайно, как красавчик Румковский, по
которому она, чего уж греха таить, раньше сохла, довольно ехидно
сказал про «нашу романтическую тумбуреточку, всю такую воздушную к
поцелуям зовущую», а потом и развил мысль про пана Бесчелюстняка, с
которым пара выйдет – просто персик весенний. По намекам
вспыхнувшая лицом медсестра поняла, что смеется он именно в ее
адрес и, хотя и не была очень уж свирепой, – обиделась очень
сильно, и искренне про себя пожелала юмористу, чтоб у него руки
отвалились, хотя в общем зла ему до того не желала!
Лечение у Берестова было долгим, но
все когда-нибудь подходит к концу. Он и «слоном походил», и
дождался, чтобы лоскут его ткани прикрыл дыру в щеке, и стоматологи
свою работу сделали, он теперь даже жевать мог. Ну, как мог… Так,
по сравнению с тем временем, когда его только привезли сюда. Зубов
осталось ровно половина от того количества, что было до пули, и
располагались они не так, как должно, а врозь, и большей частью
если были вверху – то внизу их не было, а если внизу – то на другой
стороне и опять же без стоящих на другой челюсти. Лицо из-за этого
перекосилось, щеки впали и Берестов старался лишний раз в зеркало
не смотреть, разве что приходилось это делать при бритье, которое
тоже стало очень сложным делом. Разговаривать пришлось учиться
заново, язык был чужим и деревянным, отчего половину букв лейтенант
произносил не так, а черт поймет как. Он и себя-то порой понимал
плохо, когда говорил. Но человеком он был упертым, и если чего
хотел – то добивался.
А еще он как-то решился – и взял
медсестричку за руку, сразу вспотев от волнения и от того, что
боялся – она руку отдернет. Но она в ответ только улыбнулась, но
тоже покраснела, как помидор, так оба и стояли, словно их
электричеством пробило. Как прикипели руки.