– Ну, ты загнул, – озадаченно буркнул
спрошенный танкист.
Майер перевел дух.
– Понимаете, вождь пришел для
миллионов униженных волчат. И объяснил им, что они – Великие,
Избранные, Особенные! Все! До самого убогого! Сколько ни есть
миллионов! Они – немцы и потому – лучше всех! Арийцы! Волки! И на
кредиты, данные ему для войны, он их и накормил, и одел, и обул, и
воспитал! И главное – они от унижения избавились. Воспряли для
новой славы, будь она неладна! Понимаете? В императорской Германии
военная служба была почетна, без прохождения срочной и на работу
нормальную было не устроиться, и дело свое не открыть, и не
жениться нормально, а теперь это вообще смысл жизни мужчины! После
того, как Гитлеру буржуи всю Европу скормили – верят безоговорочно.
И пойдут до конца! Без толку ему про рабочую солидарность
толковать! Все это они просто не поймут, как глупость какую-то
нелепую!
– Полегче, Майер, за языком следите!
– предостерегающе сказал командир.
– «Один немец – работа, два немца –
пьянка, три немца – уже армия и война». Это немецкое выражение. Так
что, резюмируя, мы сейчас как пруссы для тевтонских рыцарей. Смазка
для мечей. Средневековье вернулось во всей красе. А может и еще
веселее – дикость у них сейчас вполне от рабовладельческого
общества.
Тут Майер, словно вспомнив что-то,
затрещал по-немецки. Пленный кивнул, залопотал утвердительно в
ответ.
– Ну вот, командир, он подтверждает.
Каждому, кто тут воюет, – после победы дают поместье и полста
местных рабов. Это сам фюрер обещал, а ему они верят, – печально
сказал Майер.
– Будет от этого помещика нам сейчас
толк? – хмуро спросил командир.
– Разве что имя и фамилия со
званием.
– Что ж, битье определяет сознание,
не мной сказано. Будем бить, пока не опомнятся, – и танкист
деловито выстрелил в стоящего перед ним парня, одетого по
иноземному.
Берестов впервые так близко увидел,
как попадает пуля в тело. Черная дырочка на груди, потом бурно
полившаяся оттуда темная кровь, пленный удивленно склонил голову,
недоверчиво уставившись на эту струйку, пропитывающую сукно кителя
и так же и повалился – стоячей доской.
– К машине! Головин, оружие этого
арийца забери и документы, – приказал командир, засовывая «наган» в
кобуру.
– Момент! – буркнул Берестов и
припустил, как мог быстро, к носилкам с ранеными. Он и сам не знал
– зачем, но, покидая место разгрома, хотел знать, – не для
начальства, а для себя! – что не бросил тут живых. Старательный
немец однако, никого в живых не оставил. Начштаба подобрал пару
противогазных сумок, чтобы положить бумаги, и скоро его уже
затягивали на броню. Уцепился за какие-то скобы. Стоять на танке
было неудобно и тесно.