Нии едва ли нужно было шевелить пальцем, дабы вызвать пламя.
Арабесса смотрела на свои руки, чувствуя, как силы собираются в кончиках ее пальцев. Но там они и останутся, если она не сможет создать музыку, звук, ритм – дверь, через которую выходила ее магия.
– Они грязные? – спросил знакомый глубокий голос. Подняв голову, Арабесса увидела шагающего к ней Зимри. Пусть она и сидела в тени, при виде молодого человека ей стало жарко. От этого недуга она страдала уже давно – фактически с тех пор, как ей исполнилось тринадцать.
«Слишком долго», – подумала она, учитывая, что теперь им обоим было по шестнадцать.
– Грязные? – нахмурившись, переспросила она.
Темная кожа Зимри блестела на солнце, а белая рубашка и простые брюки казались подходящими для такой теплой погоды.
– Твои руки, – уточнил он, остановившись у края ее одеяла. – Ты смотрела на них так, будто они были измазаны чем-то отвратительным.
– Грязь едва ли можно назвать отвратительной.
– Тогда кровь.
Она фыркнула от смеха и положила руки на колени.
– Ты слишком расстроена для такого раннего утра. И слишком много занимаешься. – Зимри опустился рядом с ней, лег на бок и подпер голову рукой.
Он выглядел, как довольный кот, и Арабессе очень хотелось погладить его.
Отмахнувшись от этой мысли, она принялась перечитывать разложенные перед ней нотные листы.
– Чем усерднее потрудишься сейчас, тем больше отдохнешь потом, – ответила она.
– Я бы согласился, но все мы знаем, что в ближайшее время ты не собираешься развлекаться.
Раздражение вернулось.
– Я развлекаюсь.
– Не так часто, как следовало бы.
Она выпрямилась.
– Просто не все из нас могут позволить себе роскошь бездельничать. У некоторых есть обязанности.
В ответ на это Зимри поднял бровь.
– Безусловно, но даже Долион находит время для себя.
«Да, – мысленно согласилась она, – чтобы навестить свою жену в Забвении». Вместо того чтобы проводить время с теми членами семьи, которые все еще находятся по эту сторону мира.
Стоило Арабессе подумать об этом, как на нее нахлынули стыд и вина.
Она не знала, откуда взялись эти мысли. Ее отец нес не одно бремя, и не ей судить, как ему было лучше справляться с таким грузом.
– Прости, – сказал Зимри, по-видимому, приняв ее молчание и эмоции, которые она излучала, за гнев по отношению к нему. – Я не хотел тебя обидеть.