– Как вы, мои хорошие?
Она улыбалась, несмотря на наручники и на то, что знала: это ее последние дни.
– Как ты могла? Как ты могла? В нашем доме… Ты же мать!
С того момента, как маму арестовали, Олег стал тяжелым, нерасторопным, каким-то тупым. Чувствовал, как чувствуют животные – сильно и просто. И в тот момент он ненавидел отца. За эти неуместные и неправильные слова, за то, что не позволил Олегу дать показания и если не спасти маму, хотя бы умереть рядом с ней. Вместо этого отец сам сидел напротив следователя и твердил:
– Мы не знали, мы ничего не знали.
Ему показывали фотографии маминых друзей, и отец подтверждал: да, ходили, нет, ничего о них не знаю. Может, они поверили, может, хотели оставить выжившего, чтобы было кому донести до других простую мысль: всех держит в зубах система. А, может, не хотели оставлять еще одного ребенка сиротой. Их и так после Потрясений было слишком много.
– Ты хочешь быть со мной, когда это случится? – спросила мама во время последнего их свидания.
– Ты с ума сошла? Он еще ребенок! – зашипел отец.
Но мама настояла.
– Хочешь или нет? Только тебе решать.
Олегу было четырнадцать, и мама говорила с ним, как со взрослым.
– Хочу. Я хочу быть с тобой, – он должен был пройти этот путь до конца, он не мог ее оставить. Не после того, что он сделал.
Олегу было четырнадцать, когда он увидел, как мама была и вот ее уже не стало. Секунда ее исчезновения все длилась, и длилась, и длилась. Они с отцом вышли на улицу, под рыхлое и белое как грунтованный холст небо, а она все не заканчивалась. Казалось, что она происходит, продолжает происходить. И тогда Олег понял, что она не закончится никогда.
Диссоциация
Сейчас
Краевск
Когда Олег проснулся, густое летнее солнце уже вовсю лилось из незашторенных окон в чистенькую комнату. Тонкий матрас еще вчера, не таясь, пообещал ему множество бессонных ночей – и не обманул. Гостевой дом, в который его заселили, при свете дня обернулся самым обычным, жилым. Хозяева, похоже, просто переехали к соседям на время столичной художественной экспедиции.
Олег умылся, стряхивая остатки привычного дурносонья. Прохладная вода остудила изъеденную экземой кожу: за последние месяцы с рук она перебралась на плечи и шею. Рядом с рукомойником обнаружился отрывной календарь, выпущенный еще до Потрясений и потому опоздавший лет на двести. Олег оторвал «вчерашний» листок, рядом с новой датой значилось – Ильин день.