Думал идти в армию, но в середине февраля 94-го года на медкомиссии от военкомата меня обломали с ней. У меня ещё лет с двенадцати шалило сердце, и зрение было далеко от нормы. Из-за сердца признали негодным к службе в армии. В марте 94-го года я неделю пролежал в пермской больнице, где к близорукости и миокардиту добавилась и ишемия головного мозга. Из-за последнего диагноза мне ежегодно приходится по неделе лежать в Перми. Это попадает на позднюю осень, и я ненавижу вторую половину ноября и начало декабря. Как понимаю, никаких особых подвижек с этой ишемией нет: ухудшений нет, но нет и улучшений. Инвалидность не дают, однако предупреждают, что из-за инсульта могу в любой момент скопытиться. Исправить её можно с помощью операции, но за неё загнули такую цену, что мне проще подохнуть. И не факт, что я выживу после этой операции – могу стать идиотом или вообще подохну под ножом хирурга.
Я скрыл ишемию и летом 94-го поступил в Кунгурский сельскохозяйственный колледж. Учился на правоведа – колхозного юриста. Девчат там было море: только в нашей группе из тридцати пяти человек было лишь семеро парней. Только я так и не нашёл себе там жены. Хватило одной дурной компании с раскладом я один на четырёх девчат. Двоих в первую ночь я, кажется, так и не удовлетворил. Впрочем, потом я реабилитировался, и умудрялся в ночи с субботы на воскресенье ебать всех четверых до того, чтобы они умоляли меня выбрать кого-то из них. Хотя, вся четвёрка сразу были редко – на выходные кто-то из них уезжал домой. Только с окончанием их учёбы они разъехались – они были моими ровесницами и учились уже на последнем курсе. Потом они писали мне письма и предлагали приехать к ним, но я тогда сглупил – не ответил ни на одно из тех писем, так как на второй год своей учёбы там едва не сошёлся с пятнадцатилетней девчонкой по имени Алёнка. Меня даже не остановил её совсем юный возраст. Впрочем, я ебал её так, чтобы не было последствий в виде детей. В прошлом году мы с ней расстались: я закончил учёбу и вернулся домой в родной посёлок, а она продолжила учиться. В последний раз мы виделись (и ебались) где-то в конце октября прошлого года, но потом немного поругались. Вот тогда я рискнул несколько раз кончить в неё – она уверяла, что вне того периода, чтобы залететь. Уже накануне Нового года она написала письмо, в котором приглашала встретить Новый год вместе, но я тогда несколько забухал. Правда, встречать его она предлагала всё в той же общаге Кунгура – кажется, она окончательно разругалась с родителями и не бывает у себя в деревне. Меня ж в новогодние праздники едва хватало на то, чтобы похмельно-полупьяно ходить на работу, хотя новогоднюю ночь я отдыхал. Можно бы и восстановить ту связь, но стыдно появляться перед ней. Что я ей могу предложить сейчас? Ничего! Алёнка из ещё более глухой деревни, где вообще нет никаких перспектив – по её словам, деревня представляет из себя полтора десятка дворов, а школа находится в соседнем селе.