– Слушай, отцепись от меня, – ощетинился он. – Иди и у участкового спроси.
Он втянул голову в плечи и, не обращая внимания на дальнейшие выпады Ленки, стремительно побежал к своему дому. И только когда за ним со скрипом захлопнулась калитка, он смог, наконец, расслабиться.
Чувствуя, что душевные силы его на исходе, он устало подошёл к столу и в сердцах ударил по столешнице кулаком. Единственным спасением сейчас был для него бутыль самогону, надёжно спрятанный за печкой. Как же он разозлился, обнаружив пустую ёмкость. А в бешенство пришёл оттого, что самогоном на деревне торговала только Ленка. Все остальные, коих было немало, гнали для собственного употребления. После того, как он скверно обошёлся с ней, она не то что самогона не продаст, но и на порог вряд ли пустит.
Злясь на собственное бессилие, Данил бухнулся на топчан и неожиданно вспомнил. Пятно!
Проворно соскочив с кровати, он снял со стены потрескавшееся паутинкой зеркало. Так и есть – пятно!
Данил подошёл к окну, чтобы получше разглядеть его. «Непонятно, ожёг что ли? Да нет, похоже на родимое. Только откуда бы ему взяться на старость лет, да такому здоровенному»?!
Не доверяя своим глазам, он послюнил палец и потёр щёку – пятно осталось на месте. Чудеса!
8.
Следователь из центра так и не приехал.
Участковый расстроился, но виду не подал, только вздыхал, гадая вслух, – машина ли служебная их подвела или не придали значения сельскому происшествию, решив, что на месте сами разберутся.
Ближе к ночи Данил натаскал воды из колодца, нарубил сухих берёзовых дров и протопил баню.
Самогону купить не удалось, хотя он дважды пытался разжалобить Ленку и оба раза получил от ворот поворот.
Жёсткое похмелье уже давно дало о себе знать, и ему пришлось довольствоваться огуречным рассолом.
Баня натопилась славно, аж искры из трубы летели. Данил взял ушат, мыло, обмотался полотенцем, плюнул на всё и пошёл мыться.
Жара стояла невыносимая, но он хорошо знал, что после такой парилки всё похмелье с потом выходит, очищается и тело и душа.
Набрав из деревянной бочки ледяной воды, он поставил ушат на лавочку. В этот раз дыхание перехватывало сильнее обычного, волосы от пыла начали потрескивать. Он плеснул из ковша на раскалённые камни и, обжигая лёгкие горячим паром, полез вверх на полок. Голова кружилась, пот катился ручьями, пульс стучал часто и громко.