Утром он спускался к мечети Ортакей, слушая, как экскурсоводы снова и снова произносят «жемчужина Босфора», указывая на мечеть, и вспоминал, стоя перед ее светлыми стенами, как девятилетним напуганным мальчиком прибежал к этой мечети, упал, содрав о камень кожу с коленок, возвел руки к небу и тихо молился.
Шеннон не был особо верующим – как и его мама, которая больше верила в спасительное действие горячительных напитков, чем в силу религии, – но в тот момент подумал, что от спустившегося на него проклятья может избавить только бог.
Но бог не помог, напуганный мальчик остался один, а его мама, все чаще запивающая водкой нахлынувшую тоску, начала шутить, что сын сумасшедший. И даже его плач не убеждал ее отказаться от этих шуток.
Забравшись на крышу старого здания, на высоких стенах которого облупилась краска, Шеннон ловил кудрями сентябрьский ветер, который дул с Босфора. Он вглядывался в горизонт, цепляясь взглядом за белый парус кораблика, который в вечернем солнце окрасился в пурпурный.
– Нечестно, – шептал он себе, замечая внизу гуляющих по вечерним улицам горожан и туристов. Друзья и подруги хохотали, фотографировали друг друга, танцевали под льющуюся из колонок музыку; возлюбленные целовались посреди тесных улиц, крепко обнимая друг друга; отцы несли на плечах счастливых дочерей, жующих сладкую вату.
Шеннон привык смотреть на людей со скорбью и притаившейся в душе завистью, привык быть наблюдателем, который лишь незаметно следил, понимая свою неспособность изменить то, что предрешено.
Он бросил попытки рассказать о своем проклятье: горький опыт показал, что ни ему, ни его возможности увидеть крах чужой мечты не верят.
А глупая тоска по времени, когда все казалось простым, не переставала его мучить.
– Нечестно, – повторил Шеннон. Он знал – это семьдесят третий раз за последний месяц. Старая привычка – считать каждое «нечестно» с того дня, когда мать решила навсегда его оставить.
Она умерла, едва ему исполнилось двенадцать. Ушла, оставив только шлейф перегара и дурманящий ужас в глазах сына, который и нашел ее на обшарпанной кухне их ветхого дома.
Она была первой, кто узнал о его проклятии и не поверил в его существование. Второй была тетка, взявшая его под свое крыло, а третьим и последним человеком стал Камерон Бакер – соседский мальчишка, который по ночам прятался за кустом под окном Шеннона в доме, который тот до сих пор так и не смог покинуть.