– Кани, садись за стол и позавтракай как все мы, – недовольно протянула мама. – И скажи пару ободряющих слов своей сестре.
Кани устремил взгляд своих небесно-голубых глаз на меня и улыбнулся самой успокаивающей улыбкой на свете.
– Всё будет в шоколаде, сестрёнка, – подбадривающе произнёс он громко, словно читая стихотворение в переполненном зале. – Я уверен, что ты волнуешься зря.
– Я не волнуюсь, – запротестовала я, нагло пытаясь обмануть саму себя. – Возможно, только немного.
Мама взглянула на чёрный шарф, обвивающий мою голову и шею, и ей всё стало понятно за считанные секунды.
Да, признаваться я не хотела ни в какую, но волнение моё было вызвано именно вот этой вот тканью, закрывающей мои волосы от чужих глаз. Я понятия не имела, как примут меня новые одноклассники, как отреагируют учителя и все остальные злые американские подростки, и оттого напрягалась при любой мысли о том, как я вхожу в здание школы и тут же становлюсь жертвой десятка любопытных глаз.
Хотя нет, я прекрасно знаю, как они отреагируют.
«Если решишь самоликвидироваться, делай это подальше от нас». Потом последует смех, будто это действительно звучит смешно.
Или немного иначе. Например, «Из каких ты террористов? Афганских? Или иракских?».
Вот что они, скорее всего, скажут.
– Адиля, – начал папа осторожно, заметив, как мы с мамой многозначительно переглядываемся, – может ей как-то иначе завязать платок? Как-то более незаметно. Словно это простое украшение или женский аксессуар.
Мама на обращение к ней лишь набрала в лёгкие побольше воздуха, но промолчала. Вероятно, ей казалось, я способна сама отвечать. По её лицу я даже успела решить, что она кивнёт, согласившись со своим мужем.
Но вот чему меня всю жизнь учили, так это тому, что я достаточно взрослая, чтобы самой решать, как распоряжаться своей внешностью. Так что молчание и смирение было не про меня.
– Пап, я не хочу его снимать или надевать как-то иначе, – сказала я нарочито серьёзным тоном. – Не хочу изменять своей религии из-за кучки дураков.
Мама взглянула на меня почти с гордостью после этих слов, и я тоже почувствовала гордость за саму себя. И всё же, она, видно, могла и согласиться с папой, если бы я не настояла на своём.
Никто никогда не заставлял меня надевать хиджаб2. Но как же велика проблема, которая исходит от тех, кто не верит этому. Многие с пеной у рта, стоя с плакатами с многозначительно громкими возгласами по типу «