Ну а если спуститься этажом ниже, в лобби, то вполне возможно встретить меня, бегающую с бумажками разного цвета, в несуразной униформе, с полурастрепавшимися волосами и измазанными чернилами руками. Я теперь работаю по направлению «банкеты»: принеси-подай, иди на фиг, не мешай. Помимо этой основной деятельности, я исполняю массу увлекательных действий, что позволяет моему второму начальнику, Ромeо, и его правой руке Рулe относительно спокойно попивать кофеек, обсуждая грядущий дефолт в Китае.
Ромeо – человек в нашем отеле новый, даже новее, чем я, поэтому он решил не заморачиваться совершенно ненужными и непонятными для него вещами. Подумав, что раз уж меня уже всему научили, то можно расслабиться, адресовать имеющуюся работу мне и усиленно делать вид, что чем-то руководишь. Надо заметить, что у него это славно получается.
Рула, главная помощница Ромeо, молодая истеричная сирийка лет двадцати пяти, личность колоритная во всех отношениях. Наши рабочие отношения осложнились тем, что я начала встречаться со своим бывшим начальником, симпатичным юношей из ливанских земель. Это, конечно, страшный грех, но тогда, когда человек больше не является ни прямым начальством, ни сотрудником того же отеля, природа не терпит обстоятельств. Несмотря на то, что Рула пребывала в благополучном замужестве, она была к нему неравнодушна, что подтверждалось ее истерическими выходками в мой адрес и его собственными изречениями на эту тему. Особенности ее этой и любой другой арабской любви вовсе не в ее окончательном разрешении – создании семьи и продлении рода, а в бесконечной драме и никому не нужных инсинуацияx. Люди здесь сами выбирают ходьбу по стеклу, когда рядом есть ровная дорога.
Практика показала: что бы ни случилось, виновата всегда была я, но сохранить свое лицо в любой ситуации было вполне возможно. Тем временем мой бывший босс, по совместительству бойфренд, уже несколько месяцев как попрощался с отелем в оазисе Аль-Айна и отбыл навстречу мечте – в столицу, где его ожидали повышение и цивилизация. Вполне ожидаемо, что вскоре наши редкие встречи стали еще более редки и переросли в дружественное «привет-пока». Это оставляло меня в компании ехидно злорадствующей Рулы. Она испытывала мою нервную систему всевозможными способами около двух месяцев, пока я не научилась контролировать ее страстно-пакостную натуру, мотивировав это внезапно образовавшейся любовью к арабской культуре и сирийцам в частности. С тех пор трудовая деятельность перестала сопровождаться отчетливым чувством отвращения, нежеланием работать, и меня покинуло предчувствие новых неприятностей.