Закатное солнце где-то у линии горизонта коснулось морской глади с необычайным трепетом, будто бы боясь сделать в ней трещину, будто бы его обжигающие прикосновения были болезненны для розовеющего глянца, но Адриатика всегда прощала его за это.
– Мне казалось, что перед неотвратимой гибелью человек видит образы из счастливых воспоминаний, пусть даже их и не так много, чтобы соткать из них киноленту, – размышлял герой, оставаясь неподвижным, его мысли наводнили полузабытые образы, что были запечатлены словно в прошлой жизни. Той жизни, где они с Амалией были совсем другими и еще не знали, какие потрясения им придется пережить, где кровавая пелена не застелила изморозью глаза очаровательной девушки. Сарджерт вспомнил сияющую улыбку на ее миловидном девичьем лице, чей аккуратный контур словно был выведен плавно карандашом и не закрашен вовсе, оставаясь беспредельно бледным, как чистый лист бумаги, как вспомнил и их первую встречу в стенах университета, бесконечные разговоры на крыше под аккомпанемент пылающей революции. Тогда ему, влюбленному семнадцатилетнему юноше, не было никакого дела до красивых лозунгов на красочных плакатах красного ордена, развешанных по всей Вене…
Бархат чистого мрамора расстелился перед ногами Ролана, тот вышел из тени аллеи рукотворных деревьев и сделал несколько шагов к обрыву за оградой, словно бы это могло сделать его бегство возможным. Он облокотился мечтательно о перила с изысканными округлыми балясинами и вытащил из кармана сигарету, как делал это когда-то вместе с погибшими в первые минуты вторжения коллегами во время перерывов.
– Из последних сил скорее даже по старой привычке ухватившись за удобную только для нас обоих ложь, мы настойчиво продолжаем играть роли в этой комедии, и никто кроме нас никто уже не замечает привкуса недосказанности, – думал в эту минуту только об Амалии герой, закурив у обрыва.
Извилистая дорога перед площадкой упиралась в усиленный мешками с песком пропускной пункт, а среди листвы зеленых деревьев снизу по склону проходил неприступный периметр института «Сант-Гофф». Крыши пылающего города вдали вокруг бухты чернели неизменно, а полутьму ночи дополняла искусно мозаика мертвых окон.
– Знаешь, ведь мне и не хотелось тебя отвлекать, – раздался вдруг из-за спины голос доктора Розенвуд, этим вечером она обратилась к нему без присущего им обоим друг с другом официоза.