– Это не яркость! Это серость, когда ты носишь капор, тебя секут розгами за любую провинность, а единственное развлечение – это общая молитва. А еще работа… Её много, и она всегда тяжелая. – Смотрю на свои ладони, покрытые желтоватыми мозолями.
– Так ты была изолирована от мира? – Брови сдвигаются. Он пытается осмыслить мой рассказ. Теперь я кажусь ему не только дурочкой, но и какой-то отсталой.
– Мы словно застряли в семнадцатом веке. Кроме того, моя семья была очень бедная и даже в изолированной общине мы считались чуть ли не изгоями.
– Ты сбежала?
– Я хотела…, но не успела. Однажды они все ушли на воскресную молитву, а я осталась дома. Честно сказать, я выпила в то утро целую бутылку касторки, чтоб у меня скрутило живот и я могла туда не ходить. А потом я услышала крики и побежала… – Мне сложно об этом говорить, но я продолжаю: – Когда я прибежала, молельный дом горел так сильно, что я даже не смогла приблизиться. Они так кричали, что я думала, что оглохну… Мне так хотелось оглохнуть. Они сгорели все: мать, отец, братья и сестра.
– Бекки, мне так жаль. Я соболезную. – Его рука дернулась, словно он хотел меня приободрить, но не решился. Мне бы этого хотелось. Мне бы хотелось, чтоб кто-то обнял меня. – Что случилось после пожара?
– Приехали пожарные и копы, и меня забрали в приют.
Кидаю в чашку кусочки сахара. Он кажется мне совсем не сладким. Митчелл перехватывает мою руку на пятом:
– Эй, мне не жалко, но ты покроешься прыщами и заработаешь диабет. Как тебе жилось в приюте?
Я не спорю и отпиваю чай. Стараюсь, чтоб всё было прилично, но издаю противные звуки. Сладкая жидкость огненным потоком прокатывается по кишкам.
– Там было странно. Я была как инопланетянка. Современный мир обрушился на меня разом. Я думала, что телевизор – это волшебная коробка, в которой заперты живые уменьшенные люди. Холодильник, да и даже вилка для меня до сих пор в новинку.
– Прям как Русалочка, – ухмыльнулся он. – И ты решилась на побег?
– Ну да! Я решила, что и сама о себе позабочусь.
– Сколько ты уже живешь на улице?
– Где-то год, – пожимаю плечами.
Я жутко устала; кладу голову на стол и закрываю глаза. Я уступаю сну всего на секунду, и он тут же побеждает.
– Сладких снов, – говорит Митчелл.
Или мне это только снится?