«Аум, шри, агата, ланс…» — всплывает из глубин подсознания
отцовское заклинание. Зачерпываю ладонями огонь, словно воду.
«Ишрти, ганса, ерка…» — Пламя клубится и вьется в моих руках, но не
обжигает. Разворачиваюсь и иду обратно. Незваные гости все ближе,
уже видны белесые шары глаз, скрежет когтей по камням режет слух.
«Берри, инква, горди, шех!» — Вытянув ладони перед собой,
выплескиваю огонь на хищников. Пламя, словно горящее масло,
разливается в воздухе, плещется, накрывает первые ряды. Жуткий
вопль разрывает барабанные перепонки, в нем уже нет голода, лишь
боль и животный ужас. Поздно. Слишком высоко по стене успели
забраться твари, слишком далеко ушли от родной стихии… Я молча
шагал по краю ступени, а с моих ладоней все изливалось вниз пламя.
Внизу бушевала огненная стихия, будто напалма туда плеснули. В
отсветах языков пламени виднелись туши пытавшихся спрыгнуть со
стены хищников, они темными пятнами исчезали в яростном огне,
лопаясь, как пробитые мячи. От запаха горелой плоти кружилась
голова; я резко развел ладони в стороны, как бы расплескивая пламя,
и обессиленно рухнул на колени. Итак, битву я выиграл… но не войну.
Ночь длинная, и кто еще может явиться — один Дрон ведает. Кстати,
насколько длинные здесь ночи? Лишь бы не как полярные…
Утро я встретил там же, на краю ступени. От усталости
пошатывало, я зевнул до хруста в челюсти.
— Ба-ать?.. Ты чего меня не разбудил? — Ромка сидел на
каремате, слегка помятый, но без явных признаков болезни. Потянул
носом: — Жареным пахнет. Ты что, завтрак готовил?
— Вроде того, — улыбнулся я. — Только подгорел он
слегка, пришлось выбросить.
— Ладно, кулинар походный, — покровительственно
усмехнулся сынуля, — раз не разбудил — завтрак на мне. Иди,
отдыхай.
Отдых. Какое замечательное слово… И жесткий рюкзак кажется мягче
подушки. Уже проваливаясь в объятия Морфея, услыхал возмущенный
крик Ромки:
— Ба-а-ать! Ну что ж ты сам сражался? А я? А как же я?!
— А ты — завтрак готовь… — пробормотал я и
отключился.
Когда проснулся, уже вечерело. Рома ухитрился сварить вполне
сносную похлебку, так что жизнь начала обретать краски. Я
приканчивал свою порцию, когда сверху донесся крик:
— Па! Я тут нашел чего-то!
Поднял голову — фигурка в коричневой штормовке мелькала возле
самой верхушки сооружения.