– Типун тебе, языкатый, – всполошилась бабка Пукля, – ничего не будет, нас мускулинский президент отстоит!
– Батин то? Да не, это всё втихую делается, он, наверно, и не знает ничего о том, – возразил Никодимка Скажим.
– Ну, раз ты один про всё знаешь, давай, бреши дальше, – развел руками дед Пыха.
– Ну, так вот, – продолжил, вздохнув, Никодимка Скажим, – после того, как это топливо всё достанут, из той ямы устроят море, и назовут его Серым, потому что промеж Белого и Черного оно находиться будет, и это всё для экономии.
– Ишь ты, дела… – пробурчал дед Пыха. – Из-за той экономии мы и так уже без борща живем.
И только он собрался пыхнуть своей люлятрубкой, как разом взорвались все мины, заранее и втихую подзаложенные во множестве по шахтам вокруг Конецка и по городским коммуникациям под ним. Город вздыбился, взметнулся ввысь и, оседая, рассыпался в клубах пыли…
А в небе над бывшим когда-то Конецком местом тучи раздвинули свои тёмные волны, расступились, давая дорогу лучу ослепительного света. Вдоль этого луча и полетел Никодимка Скажим, устремляясь навстречу своей обожаемой Метареальности, оставляя далеко позади взметнувшиеся было за ним жалкие останки прежней бренности: обгоревшие части его чумового компушки, клочковатого мишки, нареченного Пыхом в честь деда, и дедовой повидавшей виды люлятрубки.
И долго ещё тянулись ему вслед с самого дна котлована будущего моря Серого сполохи особого нового огня – У-огня, то ли пытаясь удержать пламенеющими щупальцами ускользающую жертву, то ли провожая его в последний свой путь.
Да-а… копец, одним словом! А другим словом – досвидос…