Приказ немедленно эвакуироваться после оформления новых паспортов Канавкин проигнорировал, затихарился в доме, ожидая немцев. Уставшая от пьяного хамства, жена давно уехала к родственникам. Последний год писарь жил бобылём.
"Ну, теперь пришло моё время, – рассматривая в неплотно прикрытые ставни, входящие в город подразделения фашистов, потирал Канавкин потные ладони. – Немцы, народ точный, оценят мой талант. А за такой подарочек, как списки новых паспортов, тем более".
Бывший тихий счетовод городского управления по заготовкам зерновых "ЗаготЗерно" неожиданно был назначен оккупационными властями председателем городской Управы. Народ диву давался – тихий невзрачный человек, в залоснившихся нарукавниках, сутуловатый, с тонкими узловатыми пальцами, легко скользившими по счётам, никак не вязался с образом солидного "головы" Управы. И вдруг – такой карьерный взлёт!
Узнав об этом назначении, Канавкин воодушевился, настал его час.
В ортс-комендатуре (военные комендатуры нацистов в районных центрах) к писарю проявили вежливый, но вялый интерес. Белобрысый немецкий переводчик, мягкотелый, разленившийся на штабной работе, равнодушно слушал чудаковатого, явно пьющего мужичонку, настойчиво повторявшего:
– Русиш аусвайс!
Брезгливо отодвинувшись от сивушного амбрэ, пробурчал:
– Герр Лёхлер занят. Ви, – ткнул пальцев в писаря, – явиться со списком сюда. Завтра! – махнул рукой. – Я воль? Гут.
Канавкин разочарованно кивнул. Ничего не оставалось, как явиться завтра.
"Но ведь не выгнали, а пригласили прийти!" – приободрился предатель.
Оставленный для подпольной работы, Степан Прибер увидел писаря, выходящего из ортс-комендатуры, с довольным выражением лица и похолодел. Сомнений не оставалось, для чего этот человек остался в городе.
"Медлить нельзя, – решил Степан, – как узнать, что эта сволочь успела наплести немцам?"
Тихонько увязавшись следом, Прибер довёл паспортиста до самого дома. Сумерки окутали запущенный садик у дома и палисадник за калиткой. Со стороны улицы окна так и остались, закрыты ставнями. Степан решил обойти квартал и огородами пробраться к дому с другой стороны. Сумерки сгустились. Окошко со стороны огорода слабо светилось.
Подпольщик осторожно подкрался и заглянул сбоку в окно. Это была кухня. Канавкин сидел за столом у окна и привычным движением опрокидывал стакан. На доске перед ним было порезано сало и луковица, а рядом разложены листки бумаги. Писарь закусывал и неторопливо добавлял в список всё новые, и новые фамилии. Ему не нужно было сверяться с картотекой, отправленной в тыл, вся информация прочно засела в памяти.