— Мне просто приятно ваше общество.
— Ну да, — вот теперь привычная язвительность все же вернулась. — Кто, если не я, нахамит вам прямо с порога?
— Именно, — с насмешливой улыбкой подтвердил он. — Ничто так не бодрит, как хорошая пикировка после рабочего дня.
Под его спокойным и теплым взглядом, Наама ди Вине — искусная во флирте светская львица, безжалостно и легко разбивавшая мужские сердца, внезапно смутилась, как школьница, которой симпатичный старшеклассник помог донести портфель.
— Не знала, что вы носите подтяжки, — ляпнула она, лишь бы хоть что-нибудь сказать.
— Я немного старомоден. В моем возрасте это простительно, — он замялся, а потом все же спросил. — Вам снился ди Небирос?
— Снился, — она вздрогнула, снова вспоминая слишком реалистичный сон и слова морока, так пугающе похожие на правду. — Он никогда меня не отпустит.
— Отпустит. Но потребуется время.
— Ну да, конечно, — она скептично скривила губы. Анхелос будет рассказывать ей о рабстве. — Что вы вообще можете знать об этом?
— Все, — его лицо закаменело, и Наама внезапно задохнулась от чужой скорби — острой, словно боль. — Мне девяносто шесть лет. И первые тридцать три из них меня считали человеком.
Считали человеком? Но ведь прошло всего чуть больше пятидесяти лет после императорского указа, отменившего человеческое рабство. Свобода не далась людям так просто, она родилась в горниле пожара гражданской войны. Торвальд упоминал, что воевал…
Демоница помотала головой, пытаясь соотнести эти откровения с прежним образом полковника. Сначала она просто считала его удачливым выскочкой. Позже, когда узнала о его природе, воспринимала не иначе, чем императорского выкормыша и тайное оружие против таких, как она. Мысль что у Равендорфа могут быть свои причины ненавидеть демонов, просто не приходила в голову…
— И кому вы принадлежали? — хрипло спросила она, в глубине души готовая к жесткой отповеди в ответ на попытку вторжения в чужое прошлое.
Безмерно саркастичная ухмылка изменила его обычно спокойное лицо до неузнаваемости.
— Семье ди Вине. Символично, не находите?
— Ди Вине? — непонимающе переспросила Наама.
В памяти замелькали картинки и лица из детства. Ей было шесть, когда война за Освобождение подошла к концу. В те годы личный пони интересовал маленькую Нааму куда больше всех человеческих рабов вместе взятых, но кого-то она запомнила. Равендорфа среди них не было.