Театрмейстер прикоснулся к потухшей, почерневшей изнутри лампочке.
– Эта лампочка перегорела в тот момент, когда мой близкий друг едва не спалил здание театра. По недоразумению, но содеянного не воротишь. Те три лампы рядом – нити накала порвались в них, когда моя первая труппа распалась. В тот день осталась лишь пара человек, с которыми мы чудом смогли возобновить работу.
Старый джентльмен грустно вздохнул, погружаясь в воспоминания. Затем указал на ещё один треснувший стеклянный шарик.
– Эта просто не хочет зажигаться с тех пор, как я сломал ногу, и впервые не вышел на сцену. Прошло семьдесят три с половиной года, перелом давно зажил, оставив после себя лёгкую застарелую боль, а лампочка всё равно не зажигается. Я понимаю её, ничуть не затаив обиду. И за каждой потухшей лампочкой скрывается подобная история.
Женщина странно посмотрела на Албиони: неужели пожилой театрмейстер правда имел ввиду то, что сообщил ей? Конечно, чего в нашем мире только не бывает, но… это звучало невероятно, словно красивая и грустная сказка.
– Вы говорите, что все эти лампочки угасали только в мрачные дни вашей жизни… но остальные горят со дня открытия театра уже почти два с половиной века. Лампочки столько не горят. Неужели вам не кажется это странным, нелогичным? В конце концов…
Мсье Албиони посмотрел на женщину, и словно что-то хотел сказать, но лишь горько вздохнул. Одна тусклая лампочка, которая едва светила, моргнула и перегорела окончательно.
– Нелогичным? – грустно переспросил Албиони. Женщина испуганно сделала шаг назад. – Не стоит искать логику там, где царствуют другие мерила реальности. Не всё этой в жизни правильно и рационально. Почему вы сами не пали духом и не смирились, когда вам сказали, что надежды нет? Не логичнее ли было принять истину, какой бы горькой она ни была? Простите…
Благородный лик и голос театрмейстера были спокойны, но его глаза выдавали целую бурю эмоций – ярость, досаду, негодование, сожаление… Женщина только виновато промолчала. Зачем нужно было лезть в душу к старому человеку, и высказывать ненужные сомнения?
Когда бесшумная буря утихла, хозяин театра снова подошёл к сцене, вывернул одну из сияющих лампочек, бережно завернул её в шёлковую салфетку, и протянул собеседнице.
– Примите от меня этот подарок для вашей дочери, и вверните его в прикроватную лампу. Пусть она напомнит вам о том, что где-то в мире всегда сияет свет надежды. Что любая радость может гореть в сердце долгие века. Что любая печаль может оказаться всего лишь иллюзией, горькой грезой, принесённой молчаливыми ветрами. Что любовь побеждает все неприятности. Что вся наша жизнь – всего лишь пьеса на сцене, после которой мы подарим миру последние аплодисменты, и вернёмся к тем, кого мы любим всей душой.