Но позади ничего не было. Никого не было. Только густая темнота. Марка Туллия можно было бы назвать пророком. Только это был слишком молчаливый и слишком бесполезный пророк, который никогда не смог бы принести пользу своему народу. Постоянные мучительные сны одолевали его, мучали его, заставляли чувствовать страх. Его матушка, бедная старая женщина, которую он любил нежной застенчивой любовью, не могла не страдать вместе с ним. Он хотел зайти к ней, и одна только мысль, прорвавшаяся сквозь сон, сквозь непроглядный кошмар, заставила Марка Туллия очнуться. Нежные нежные руки. Материнские. Печальные. До чего же вы прекрасны.
Надо к ней сходить. Прямо сейчас.
Марк Туллий вскочил, напоролся на удивленный взгляд вспотевшего мальчишки, перед которым Марку Туллию почему-то вдруг стало стыдно, аж загорелись уши. Марк Туллий натянул красную тунику, надел сандалии на свои широкие ступни и вышел в прелую атмосферу предвечернего города. Под подошвами горячая брусчатка, лучи заходящего солнца лижут покатые крыши домов. Марк Туллий вдохнул пряный воздух. Грудь поднялась, разрослась. Разве может быть что-то прекраснее, чем медленная прогулка к любимой матушке? Он направил стопы к заветному дому. Маленьким мальчиком он гулял по тихой дремотной завесе. Молодая матушка разговаривала с ученым слугой. Она всегда была такой странной. Общалась с теми, с кем не надо бы. Верила в то, во что не надо бы. Умный слуга рассуждал о будущем, такое странное и страшное слово, о том, что ждёт империю и весь мир. Люди смогут общаться друг с другом, находясь по разные стороны великого моря жизни, как будто стоят в одной комнате. Что за вздор! Разве можно было хотя бы даже помыслить о таком кощунстве, не говоря уж о том, чтобы серьезно об этом рассуждать. Или чего только стоят нечестивые мысли о странных саркофагах, в которых.
Тут Марка Туллия передернуло. Холодный пот проступил на его лбу. Саркофаг. Надо бы серьезно поговорить об этом с матушкой и ее слугой. Этот слуга. Что-то в нем есть. Странное. Потустороннее. Будто он пришел с того света. Бледная кожа, ладони просвечивают. Он молился странные богам. Страшным богам, которых нельзя было измыслить. Тому, у кого много мозгов, много щупалец, много глаз, много рук, много мыслей, много сил, много энергии, много звуков, много языков, много шума, много мудрости, много речей, много времени, много пространства, много владений, много воды. И вот этот слуга говорил про саркофаг. Тут бы Марку Туллию остановиться и подумать. Может, эти странные сны были навеяны красочными рассказами слуги? Остановиться, подумать, подышать свежим воздухом. Подумать. И еще раз подумать. Решить, наконец, что все это не более, чем игра подсознания.