– Зачем это уродство вырастает у девушек? – спрашивала она у бабушки.
– Но ведь это красиво, – отвечала бабушка.
– Да ты шутишь! Это же насмешка твоей Матери Воды, про которую ты мне рассказывала, что она дала своим дочерям себе подобную плоть, полупрозрачную, чистую и способную утолять жажду. Я её раньше любила, а теперь, когда выросла, что она надо мною натворила? Стыдно с этим жить!
И старалась носить туники просторнее, чтобы не облегали в районе груди. И когда впервые увидела Нэю, выставляющую грудь через совсем прозрачные вставочки и кружевные сеточки и то, как ей подражали её девчонки, тоже выставляющие свои плоские груди с острыми сосками, Икринка была поражена стыдом за них, но им-то хоть бы что. Они будто и не замечали взглядов тех мужских особей, которые стремились к ним туда мысленно залезть целиком.
Она сказала себе, – Хм! – подражая отцу, и подумала, вот почему он не забывает о маме. Кто был творцом картины, она не знала и никогда не спрашивала у отца. Почему-то не хотелось и знать. Хотя разгадка лежала на поверхности, вернее, она была в самой маме, в её позе, в её счастье, которого она никогда не проявляла рядом с отцом.
База землян являлась скучнейшим местом в её глазах. Тут сновали одинаково одетые люди с неинтересной ей деятельностью, малопонятным языком, насыщенным техническими терминами, и глубокого смысла их языка ей совсем не хотелось постичь, как ни переживал по этому поводу папочка. Их премудрость вгоняла её в сон. Достаточно и тех слов, которыми она ловко управлялась в процессе общения с ними всеми. Любовные слова, выученные с Антоном, использовались только для домашнего пользования. Она с усмешкой вспоминала свои девические представления о том, насколько волшебным казался ей скрытый мир с прекрасными землянами и их тайнами. А сейчас они мало интересовали её, как и их тайны.
Лучшими из всех, кто и жили в подземном городе, были Антон и Артур. Ещё, пожалуй, Олег. Если бы не приступы его угрюмости. Но последнее время насупленное лицо и поведенческая отстранённость стала скорее его нормой, он даже Икринке перестал улыбаться. Сама же она всё чаще погружалась в безразличие ко всему, даже к Антону. Франк пичкал её какими-то шариками. Зачем? Она не слушала его объяснений. Надо ей и ребёнку. И всё. А все его лекции пропускала сквозь себя как сквозь пустоту.