– Что такое время, и как нам его измерить? – раздался мягкий голос, шедший, казалось, отовсюду. – Человеческой жизнью? Жизнью светил? Или расстоянием от самой далёкой звезды?
На минуту застыла пауза, вместе с этим публика словно задержала дыхание. Художник давал зрителям поразмышлять.
– Существует ли время? Или это наше заблуждение? Мы вечны, ведь смертны. Или уже нет? Доступно ли нам бессмертие? Увидим ли мы закат Вселенной? Видели ли её рассвет?
Засияла голограмма. Зал выдохнул. Теперь в центре холла светилась, увеличиваясь, маленькая точка. Чем крупнее она становилась, тем отчётливее было видно, что рядом с ней сияет вторая, поменьше.
– Кеплер-47, – громко шепнул Ван.
Звёзды становились всё ближе, стали видны планеты, вращающиеся вокруг этой пары светил. Голограмма рассеялась, и на месте системы появилось тускло сиявшее кольцо.
– Тоннель новый, – забеспокоился анатом.
Рядом возникло крошечное небесное тело, едва заметное, ведь оно практически не отражало света.
– Это происходит здесь. Это происходит сейчас. Другой реальности у нас нет. Но мы на границе. Мы освободимся от оков и станем всюду и всегда. Мы видим рождение нашего будущего.
Рядом с астероидом замигали крошечные точки, это были дроны-спутники, сопровождавшие огромный камень.
– Или нашего прошлого?
Точки собрались по одну сторону астероида и набрали скорость.
– Он готов вырваться изо льда нашей реальности и расщепиться в искрах Вселенных.
Дроны сверкающей дугой прикрепились к астероиду, и его траектория едва заметно изменилась, направляясь к кольцу.
– Его ждёт свобода.
Скульптура неспешно приближалась к тоннелю, публика затаила дыхание. Прошли долгие десять минут, пока астероид в компании направляющих его дронов и камер достиг переделов тоннеля, когда внезапно голограмма вспыхнула последний раз и рассыпалась миллиардами звёзд, погасших на полу зала.
В музее застыла темнота. В тишине было различимо только прерывистое дыхание зрителей. Неспешно искорки стали зажигаться вновь, притягиваясь друг к другу. Из них неторопливо собрался образ бестелесной бесполой сущности художника, парящей в невесомости. В ту же секунду на зал обрушился шквал аплодисментов. Кто-то даже присвистнул. Когда последние овации стихли, фигура обрела телесность, и с пьедестала сошёл человек из плоти и крови. Он поклонился публике, останавливая взмахом рук намечающийся всплеск одобрения.