ВИ-И-ИЦ! – тихо скрипнула и отворилась калитка.
Элиас осторожно выглянул из своего укрытия. Во дворе появилась высокая, худющая, словно жердь, старуха. Лицо её напоминало сушёную сливу; глаза были маленькими, как у свинки; нос – горбатым, точно клюв хищной птицы; уши торчали в разные стороны, точь-в-точь, как у тролля. Это была очень странная старуха, одетая в старомодную мантию и островерхую шляпу с широкими полями.
ЧУФ-ЧУФ-ЧУФ! – зафыркала старуха и, взвалив себе на плечи тюки, проковыляла к дому.
У двери она остановилась, опасливо огляделась и отперла замок старинным ключом.
ХРЫ-Ы-ЫЦ! – хрипло скрипнула и отворилась дверь.
Элиас высунул голову из своего укрытия.
– Что у неё в тюках? – заинтересовался он.
Старуха переступила через порог и скрылась в темноте коридора.
– Сейчас что-то произойдёт, – прошептал Элиас и уставился на окно.
Через щели в ставнях засочился желтоватый, мерцающий свет, который подсветил и подчеркнул неровность внешних стен. Элиас оживился, облизнулся и потёр руки, в предвкушении новой, умопомрачительной сплетни.
ШРУШ-ТУШ-ТУШ! – послышался какой-то неясный шорох, а потом раздался цокающий звук: БУ-БУЦ!
Ставни резко распахнулись. Штора на окне колыхнулась и отодвинусь в сторону, как занавес в театре. Из дома вырвался яркий луч света. Это необычное знамение уже оповестило тех, кто ждал, и напугало других, кто и так страшно боялся.
Луч облетел сад, скользнул мимо колеса – жалкого остатка от какой-то большегрузной машины и остановился на двери сарая, как раз в том месте, где прятался Элиас.
ВШ-Ш-ШУХ!
Подул сильный ветер и в воздух, с будоражащим шорохом, взмыли сухие листья. Небо залилось жёлто-зелёной краской и замерцало.
– Я должен всё разузнать, – прошептал Элиас и подкрался к дому. – Ничего себе! – прошептал он, заглянув в приоткрытое окно.
Обстановка внутри дома была пугающе таинственной. По стенам ползали серые тени, похожие на гигантских летучих мышей. С потолка свисали гирлянды из сушёных грибов и трав. В открытом очаге трепетал резвый, живой огонь. Оранжевые языки пламени лизали котелок, подвешенный на железный крюк. Две женщины лет семидесяти, судя по серебру волос и морщинам, которые точно сабли исполосовывали их лица, делали необыкновенные пассы руками и на кухне происходили настоящие чудеса. Посуда кружила в воздухе; огонь в печи разговаривал человеческим голосом; крем взбивался в кастрюле сам собой; а тесто, без чьей-либо помощи, раскатывалось в тонкие коржи, которые плюхались на чугунные сковороды и поджаривались с обеих сторон.