– «Мандат. Предъявитель сего сотрудник милиции города Ростова Карагач Семен Васильевич направляется в Москву для проведения совместной операции с Московским управлением уголовного розыска». – Шугарин свернул документ и положил его себе в карман. – Заждались мы вас, Семен Васильевич. Думали, что вы с вокзала прямо к нам. Но вы решили сначала в ресторан зайти.
– Может у них в Ростове голодно, – предположил с усмешкой Костанжогло.
– Не иначе, – согласился Шугарин. – И бандита знатно уложили, с одного выстрела. У нас к нему, правда, вопросы были, ну да чего уж теперь.
– Я из окна еще одного зацепил, – сказал Карагач.
Шугарин посмотрел на него с удивлением. – Это вы, Семен Васильевич, сейчас хвастаетесь?
– Нет, это я думаю вслух.
– И часто вы так делаете?
– Иногда. Вряд ли пролетка стояла рядом, и все же эти двое физкультурников, – он кивнул на Колю и Костанжогло, – их не догнали. С раненым у них так бы не получилось. Отсюда следует, что раненого они бросили.
– Посреди улицы?
– На улице холодно, – Семен игнорировал сарказм Костанжогло. – Зато в одной из квартир поблизости наверняка сухо и тепло.
Шугарин снова смерил оценивающим взглядом Семена. – Или я утомился, или товарищ Карагач дело говорит.
– Тут сплошные коммуналки, – недовольно буркнул Костанжогло. – До утра не управимся.
– Может, мы его в первой же найдем, – предположил Коля Евсеев.
– Не с моим счастьем, – ответил Григорий.
– Мне сказали, тут рядом бордель есть, – встрял Семен.
– Эта интересная информация нам зачем? – спросил Шугарин.
– Затем, что интересующий нас человек ранен. А вызов доктора в бордель дело привычное. – Семен широко улыбнулся. – Я начал этот вечер в ресторане, почему бы не продолжить его в борделе?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Пять комнат на втором этаже дома неподалеку от ресторана «Аркадия» начали свою жизнь квартирой профессора московского университета и продолжили домом свиданий. Приглушенный свет бра выхватывал из темноты обмылки лиц. Вытертый ковер на полу заглушал шаги и разговоры. Лишь одна комната сохранила прежний вид, вследствие чего гордо именовалась люксом и шла по двойному тарифу. Остальные были поделены на клетушки, в которых с трудом помещалась кровать.
У двери квартиры на кресле сидел крепкий мужик из тех, что за плату дрались на ярмарках то за одну, то за другую сторону. Лицо его было бесстрастно. Он оценивал людей лишь с точки зрения угрозы заведению; их моральные принципы его не касались.