, образов Я. И очень хорошо, что наше видение себя и мира может меняться, иногда быстро и резко, а если мы ему поможем, то и надолго.
Раньше психологи думали, что характер, когда он уже сформировался, крайне неподатлив. Они предполагали, что, как только в мозге сформировалась нейронная связь, с ней уже ничего не поделаешь. Это представление изменилось с открытием нейропластичности мозга>7. Мы пришли к пониманию, что нейронные связи можно перестроить и реструктурировать, обучая их новой информации. Говорят, что «нейроны, которые активизируются одновременно, становятся связанными>8 друг с другом». Или, как говорят нейробиологи, «состояния становятся характерными чертами»>9. В современной психотерапии многое упирается в нейропластичность>10. Мне в моей практике доводилось видеть, как перестройка нейронных связей приводит к глубоким изменениям, к появлению совершенно новых черт личности и особенностей поведения, иногда в считаные минуты.
Эрнесто – пятидесяти шести лет, латиноамериканец – был сущий порох. Взрывался он, хвала небесам, не физически, но любил накричать и унизить и вообще был завзятым вербальным абьюзером в духе «подумаешь, грубо, зато я сказал все, что думал».
– Меня просто накрывает слишком быстро, – говорит он мне, когда проходит примерно три четверти полуторачасовой консультации с ним и его женой Мэдди, тоже латиноамериканкой, на несколько лет моложе. Эрнесто говорит то же самое, что и многие клиенты-абьюзеры, которых я выслушивал за все эти годы.
Битый час я кружу вокруг да около и наконец задаю вопрос, благодаря которому нападаю на золотую жилу:
– Кто научил вас быть злобным и вспыльчивым?
– Вы имеете в виду в с-с-семье? – Он слегка заикается. – Ну, мать умерла, когда мне было восемь, отец снова женился. Да, думаю, мачеха.
– Какой она была?
Эрнесто с улыбкой качает головой:
– Ой, она была самая злая, самая плохая, самая ужасная…
– Значит, это она, – говорю я.
– Да.
– Она научила вас быть настолько противным?
– Да, думаю, научила.
– И каково вам это видеть?
Я пытаюсь перехватить его взгляд, а он смотрит в пол. Я сижу напротив него и чувствую его стыд, чувствую, как к его лицу приливает жар.
– Эрнесто, – негромко зову я.
Он молчит.
– Где вы сейчас? – спрашиваю я через некоторое время. – Что происходит?