– Извини, Ви, – произнес я не особо искренне. В конце концов стоит хоть иногда смотреть, куда идешь.
Она лишь посмотрела на меня исподлобья и пошла дальше своей дорогой. Хоть тут мы сошлись во мнении, что никому из нас лишних проблем не нужно в последний день.
Я нашел Мартена прямо перед воротами школы. Он рассматривал свои ботинки. Прежде чем его окликнуть, я обернулся. Школа представляла из себя маленькое приземистое здание, которое, казалось, вот—вот рухнет от многовековой усталости. Его латают, как могут, но ресурсы так ограничены, что приходится экономить на всем.
– Однажды оно развалится, – произнес я вслух, разворачиваясь к своему другу.
– Хорошо, что это случится уже после нашего выпуска, – усмехнулся тот, и мы вместе пошли по улице.
Если верить учебникам, то раньше улицей называли то, что находилось под небом. А небо представляло из себя огромное пространство с солнцем днем и луной ночью. Мне все это сложно представить, поэтому вериться в такое явление с трудом. В конце концов я вырос под землей, в месте, где нет месту ни небу, ни всему тому, что на нем когда-то находилось.
– Как думаешь, солнце когда-нибудь появится снова? – спросил внезапно Мартен.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался я, с беспокойством поглядывая на друга. – Какие-то нездоровые вопросы ты задаешь сегодня.
– Да ну тебя. Вопрос как вопрос, что тебе не нравится, я не понимаю. – Мартен всплеснул руками и обиженно отвернулся.
Я лишь усмехнулся и сказал:
– Не думаю. Кто знает, существовало ли это солнце на самом деле? Может, нас всех просто здорово нагрели всеми этими историями про солнце? – Я поднял взгляд наверх. Над нами возвышался земляной потолок, с которого время от времени сыпался песок. – Как огромный шар, согревающий всю поверхность, мог просто взять и пропасть? По мне так бред сумасшедшего звучит куда убедительнее.
Откуда я обладал такими знаниями, будучи столь скептичным к этому вопросу? Я знал это только потому, что обязан был знать. Верить мне в это необязательно.
Мартен лишь пожал плечами, продемонстрировав тем самым свое нежелание продолжать этот разговор. Я с ним был солидарен.
Остальной путь мы прошли молча. Хотелось просто пройтись так, разглядывая привычную обстановку без каких-либо разговоров. Хотелось закрепить образы построек, которые держались на честном слове, рабочих, снующих, как муравьи туда и обратно, отсветы лунного камня на каменных кладках и изможденных лицах людей так, как это видит ребенок. Но я уже отчетливо понимал, что затея это провальная – я уже поменялся.