«Ты чего как в воду опущенная? Не заболела?» – спрашивал Аду всякий встречный знакомец, когда она выходила из дома. «Мигрень замучила, – оправдывалась та. – Пройдёт». И чем ближе подступал день женитьбы предателя, тем ей было горше и противнее.
Когда до даты осталось два дня, Ада не выдержала и позвонила ему. Уже на следующий день девушка ждала их прощальной встречи на Чистых прудах, терзаемая невысказанностью – ей всегда было трудно говорить о тревожившем, – и тошным чувством бессмысленности. С утра Ада чувствовала себя скверно: мигрень, которой она всегда отговаривалась от любопытных, проявилась на самом деле.
Стояла весна, снег только и успел растаять, а от земли уже парило не на шутку. Ада оперлась рукой на спинку скамьи, расстегнула ворот куртки и стала дуть себе на нос, чтобы унять дурноту.
Считаные минуты оставались до того, как, минуя собственное прошлое, Ада окажется чужой рукой заброшена в туманную неизвестность. Из настоящего – в ненастоящее. С родной, как рисунок собственных ладоней паутины московских дорог – на дорогу неизвестную, по которой ходила в школу ещё её мать. Из обжитого мирка, в котором ей было что терять, – в мир, где, даже чтобы потерять что-то, нужно было вначале это отыскать: найти себя, цель, дорогу к ней, семью, друзей и союзников, готовых с ней путь разделить.
«Ариадна!» – прозвучало вдруг в голове. Ада вздрогнула: послышалось? нет? Резко повернула голову и никого не увидела. Но тут же ей в висок шилом впилась боль, и в ушах, нарастая скачками, зазвучал монотонный звон. Она стала прохаживаться взад-вперёд по бульвару, набирая в грудь побольше воздуха. От этого ей ненадолго полегчало. Но нарастающее волнение окатило Аду новым приступом дурноты. Она почувствовала нехватку воздуха, перед её глазами вспыхнули огненные шары.
«Ариадна!» – снова услышала она в этот момент, беспомощно хватаясь руками за воздух в падении. И мир померк и утих. Судьба решила: встреча не состоится. А может, состоится – но в иной точке маршрута по страницам календаря?
Так что же, способность путешествовать во времени даёт человеку преимущество или становится его бременем?
За два с половиной года в будущем Ада так и не обмолвилась о том, как жила до первого перемещения, ни доктору Экзистенскому, ни кому-либо другому. Её биография стала очередной книгой «в стол», но только стол этот, хранящий заветное, существовал лишь в её памяти.