Любовь в психолгии - страница 25

Шрифт
Интервал


Ну а я нашла себе любовь – сперва Есенин, а потом Маяковский. Перечитала всю биографию Есенина, все упоминания современников о нем. Бениславскую – его секретаршу, гонявшуюся за ним по кабакам, занимающую ему деньги, приютившую его после все разводов и прощающую  ему очередную проститутку, роман, безразличие к себе, застрелившуюся на его могиле, я считала эталоном любящего человека. Вот это связь! Он -гений, которого никто не понимает (ещё бы, он сам себя то не понимал и не мог удержать ни в одних отношениях), а она – преданная почитательницы, муза, помощница. Вот же жуть. Такого мне и нужно было – оригинала, философа, отшельника, дерзкого, не от мира сего.

Помню забавный случай. За мной ухаживал один политолог. Скучный тип на столько, что я сбежала он него прям из вагона в метро, выскочив в последнюю минуту. И в тот же вечер пошла на первое свидание с другим Сергеем, называвшим себя Док. Он был студентом МАИ (ох уж эти инженеры авиации, это был не один случай, от мамы, видимо, передалось восхищение авиаторами). Ещё он был неизданным писателям, рассуждал о Кафке, Камю, обожал Хантера Томсона. Был таким отстранённым, встретили ещё его друга-балагура, и он так выделялся на его фоне своей загадочностью, интеллектом, необычностью, что, прочитав утром смс-стих я сообщила всем – это гениально! Какой он умник! Как красиво излагает свои мысли! Какой слог! Перечитала этот стих всем подружкам в великом восхищении. Но когда узнала, что подпись Сергей означала не того Сергея, стих вмиг утратил свое очарование и показался мне унылым и бестолковым.

Док считал мое курение очень сексуальным, сам он курил трубку и пихал туда какую-то редкую элитную траву, от которой его философия сливалась с бредом, но я так быстро это не осознала. Скоро он стал жаловаться, как ему трудно живётся одному в его трёхкомнатной квартире на Патриарших прудах, что он может оказать мне великое почтение пригласив с ним жить. Без брака! А зачем, говорит? Все так, живут сперва, потом уж женятся. Я восприняла это как оскорбление и желание сделать меня своей наложницей, домохозяйкой и истеричкой, вытаскивающей его из кабаков пьяным (хорошо, что реальное представление будущего с ним отрезвило от романтичных мечтаний о Есенине). Ещё он рассуждал, что нет инициативы хорошо сдавать сессию, папа-декан и так его профессором сделает, все устроено. Я считала, что люблю его. Обожала его эти светлые волосы, свисающие на лоб, пронзительный напряжённый взгляд, широкие плечи и крепкие руки теннисиста, этот странный вид в бандане на горле, с трубкой и в каких-то значках.