– Брось, ему сейчас долго разогреваться. Пошли ближе.
Вблизи ясно видно, что Сергеев неживой. Глаза открыты, и, глянув
в них, мичман отшатывается. Между тем его приятель начинает наконец
шевелиться.
– Убедился?
– Убедился… Стреляй. Поаккуратнее только, хороший человек
был…
– За забором что?
– Людей там нет.
Зомби представляет легкую мишень. Он пытается повернуться, но
ноги у него плохо слушаются. Захожу немного левее, чтоб пуля не шла
вдоль дороги и не дала рикошетов, прицеливаюсь. Выстрел негромкий,
зомби валится как бревно. Лицо спокойное, я старался, чтобы его не
повредить.
Мичман притаскивает какую-то белую тряпицу и накрывает покойнику
голову.
Потом поднимает наган вверх и трижды бахает в воздух, в низкое
серое небо.
Помолчав, забираемся в тепло автомобиля.
– По нынешним временам с почестями – это редкость.
– Хороший был человек… Хороший…
До больницы едем молча…
Больнице повезло сильно. Все первичные очаги – и обезумевшие
покусанные люди, приехавшие из Питера по кольцевой дороге, и
наркоман с передозом, и умершая во время операции женщина, и прочие
– оказались не в 36-й больнице.
До нее докатилась вторая, а то и третья волна пораженных. Именно
по этой причине персонал понес минимальные потери. Не всем повезло,
но, во всяком случае, сравнивать с наркологическим диспансером или
военно-морским госпиталем невозможно. В госпитале в отдельных
помещениях еще были живые люди, и с ними держали связь, но вот
начать зачистку пока не могли – сил не хватало.
Вот кто обошелся совсем малой кровью, так это роддом. Получив
несколько предупреждений по телефонам, там просто заперлись и
забаррикадировали двери.
Рядом с центральным корпусом 36-й больницы стояла грузовая
машина с кунгом. Сверху из торчащей трубы вился клочковатый дымок.
В кабине сидел немолодой дядька в морской шапке с крабом и морской
же шинели. Внимательно посмотрел на нас.
За дверями оказались две тетки с автоматами. Кивнули мичману и
внимательно осмотрели наши руки-ноги-шеи. Автоматы они держали как
палки, по-бабьи, а вот осмотр был грамотный. Мичмана попросили на
выход, а меня отправили дальше. Правда, мичман не ушел, а тут же
стал любезничать с тетками, что те приняли настороженно, но
благосклонно.
Ясно, после двух лет с таким приговором мичман решил опять
окунуться в радости жизни, да и с Валентиной я его пообещал
познакомить. Напялив на себя под строгим взглядом дежурной тетеньки
бахилы, сижу жду. Приятно глазу – служба не шаляй-валяй, а строго
все.