Военные британцы маршировали не всерьёз – так, дабы скрасить весеннюю хмарь. Все понимали – война в Европе заканчивается. Оставалось одолеть пару фронтов и над рейхстагом повесят победоносный стяг – как точно подметил Ганс. В это верили. Этим жили. Жили одну единственную неделю. Никогда больше в этом городе не царило такое блаженное спокойствие. И в друг. В самом начале улице я увидел её.
Я замер…
Ганс вряд ли обладал достаточным ораторством, чтобы описать ту красоту и миловидность лица, да и я, в сущности, не подберу правильных слов. Её звали Елена. Теперь я это знал. Казалось, что на своих руках она несет весь мир. Её длинные густые, светлые локоны ловили снежинки, качаясь в такт шагу. Большие голубые глаза смотрели всюду и каждому улыбались. На ней было одето ситцевое платье – бежевое, к крупными неяркими цветами. Толстым серым шарфом была обмотана шея. Её появление на этой улочке моментально взбудоражило каждого – настолько её образ выбивался из простоты и однотипности. Женщины смотрели ей вслед с едкой иронией и завистью, а самый бойкий офицер – молодой – лет тридцати набрался смелости, чтобы подхватить её улыбку и провальсировать пару шагов. Она нисколько не сопротивлялась такой бесцеремонности. Напротив – поддалась танцу и в конце поцеловала своей улыбкой незнакомца у самого краешка виска. Всё в ней дышало жизнью. Все источало свет. Будто и не было страшного фашистского гнета. Будто она не знала эмиграции и лагерной жизни и всё это время была окружена таинственным саваном, не допускающим беды. Это была фантастическая юность и грация при том, что ей было не меньше тридцати. И всё-то в её лице было правильно. Ничего лишнего. Матовые пунцовые губы, немного румян и подводки на глазах.
Но каково же было моё удивление, когда в женщине, что в эту секунду заполнила собой целый мир, я узнал незнакомку, которая проживала в подъезде Ганса. Что это? Обман зрения? Родственник? Двойник? Я остолбенело вытаращился ещё больше пытаясь разгадать эту тайну. Но в ту же минуту потерял её в толпе. Я потерял Елену, но точно знал теперь, почему для Ганса важно оставить в памяти воспоминание, возможно, о самой фантастической женщине на всём белом свете.
Я проснулся в своей постели спустя несколько дней. Был вторник, восемь утра. Я, конечно же подумал прежде о том, что все приключившееся со мной – не более чем сон. Но внезапное оглушительное карканье раздалось прямо на моём подоконнике. Я попытался прогнать назойливого ворона. Но он лишь посмотрел на меня и продолжил ковырять когтем дерево. Это не было сном. Это было чем-то невероятным, но точно не сном. Я налил себе чашку кофе – следовало побриться и собираться к Гансу. Я решил, что не стану ничего рассказывать ему о своём приключении – это неправдоподобная чушь и выдумка – решит он. Для него я и так городской сумасшедший.