Они ведь должны вот-вот приехать, верно? Кто-то из других людей в парке наверняка им уже позвонил.
Рис потянул меня вниз, за большое дерево.
– Жди здесь и не двигайся, пока я не дам добро, – приказал он. – Главное, чтобы тебя никто не видел.
Сердце заколотилось с бешеной скоростью.
– Ты куда?
– Кто-то должен его остановить.
У меня выступил холодный пот. Нет, мне показалось, он не мог такое сказать.
– Но необязательно ты. Полиция…
– Когда они приедут, будет слишком поздно. – Я еще никогда не видела Риса таким мрачным. – Не. Шевелись.
И он ушел.
Я с ужасом наблюдала, как Рис пересек широкий газон, направляясь к стрелку – тот нацелил пистолет на кого-то, лежащего на земле. Скамья загораживала обзор, но когда я опустилась пониже, то смогла под нее заглянуть, и мой ужас удвоился.
Там был не один человек. А двое. Мужчина и, судя по размерам, ребенок.
Теперь я поняла, почему у Риса было такое выражение лица.
Кто целится в ребенка?
Я прижала кулак ко рту, сдерживая тошноту. Меньше часа назад я подтрунивала над Рисом за хлебом и вином и думала о сборах перед отъездом в Нью-Йорк. А теперь прячусь за деревом в каком-то парке, наблюдая, как мой телохранитель бежит навстречу возможной смерти.
Рис был опытным солдатом и охранником, но все-таки оставался человеком, а люди умирали. Они могли исчезнуть всего за одну минуту, оставив после себя лишь пустую безжизненную оболочку.
«Милая, боюсь, у меня плохие новости». Глаза деда покраснели, и я прижала к груди плюшевого жирафа. Мое тело сковал страх. Дедушка никогда не плакал. «Твой отец. Случилась авария».
Сморгнув воспоминание, я увидела, как человек на земле слегка повернул голову. Он заметил Риса за спиной у парня с пистолетом.
К сожалению, этого небольшого движения оказалось достаточно, чтобы предупредить стрелка – тот развернулся и выстрелил в третий раз, одновременно с Рисом.
С моих губ сорвался крик.
Риса. Подстрелили. Риса. Подстрелили.
Слова крутились в моем мозгу, как самая ужасная в мире мантра.
Стрелок рухнул на землю. Рис пошатнулся, но остался стоять.
Вдали завыли полицейские сирены.
Вся сцена, от первого кадра и до последнего, разыгралась меньше чем за десять минут, но ужас имеет свойство растягивать время до такой степени, что каждая секунда превращается в вечность.
Казалось, ужин был много лет назад. Выпускной – в прошлой жизни.