Флорентийская чародейка - страница 8

Шрифт
Интервал


до самых ее истоков, где в качестве угощения ему поднесли в золотой чаше зажаренный на углях пенис тигра; он охотился и сразил белого носорога в кратере потухшего вулкана Нгоронгоро; в родных шотландских горах он покорил двести восемьдесят четыре вершины, он взбирался на все – от Бен-Невиса до недоступного пика Сгурр-Диарг на острове Скай, родине кровожадной богини Скатах. Когда-то давным-давно в родовом замке Хоуксбенков он разругался в пух и прах со своей законной супругой – крошечной крикливой женщиной, у которой были рыжие кудри и челюсть словно голландские щипцы для колки орехов. Он оставил ее разводить черных овец и отбыл, чтобы, как и его предок, попытать счастья в далеких краях. Он стал капитаном корабля и под началом Дрейка принял деятельное участие в грабеже груженных золотом испанских кораблей в Карибском море.

В награду за доблесть благодарная королева доверила Хоуксбенку выполнение важной миссии: в качестве посла ему предстояло вручить Великому Моголу[6] послание от самой Глорианы[7] и привезти ответ. При этом он получал единоличное право собственности на все, что ему удастся добыть в Хиндустане[8], – будь то драгоценности, золото или опиум.

– В Италии мы обычно говорим не “могол”, а “могор”, – заметил самозванец, выслушав рассказ высокородного шотландца.

– Кто их разберет, как это у них произносится, – поддержал его Хоуксбенк. – Чужое слово может сто раз исказиться в другом языке.

Их внезапно возникшую обоюдную симпатию скрепил томик сонетов Петрарки, который Учелло приметил на каменной столешнице низкого столика у локтя Хоуксбенка.

– О, блистательный Петрарка! Вот уж кто и вправду истинный маг и волшебник! – воскликнул он и, приняв позу заправского оратора-римлянина, начал декламировать на итальянском:


Benedetto sia ’l giorno, et ’l mese, et l’anno,

et la stagione, e ’l tempo, et l’ora, e ’l punto,

e ’l bel paese, e ’l loco ov’io fui giunto

da’duo begli occhi che legato m’’nno…’ [9]

И Хоуксбенк тут же продолжил, уже на английском:
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце Бог, тайком разящий нас! [10]

– Человек, любящий Петрарку, как я, непременно должен стать моим господином! – воскликнул Учелло.

– Человек, чувствующий как я, непременно должен выпить со мной! – ответствовал шотландец. – Ты подобрал ключ к моему сердцу, и я желаю поделиться с тобою своей тайной. Только помни – никому ни слова! Следуй за мной!