– Ты, – шипит он, тяжело дыша.
– Я! – совершенно запыхавшись, отвечаю. – Теперь, когда с представлениями покончено, может, завяжешь с преступной карьерой и вернешь то, что стянул?
Он фыркает.
– Я повстречал уйму самодовольных лицемеров за свою жизнь, но тебе определенно положен пирожок с полки.
– Хвала Новому Богу. А то ведь перевел бы хорошую выпечку.
– Шорох? – прерывает нас тонкий голосок. Мы одновременно оборачиваемся к маленькой девочке, чьи темные волосы спутаны, а платье все в дырах. Она примерно одного возраста с Кравом – не больше десяти-одиннадцати лет, – и на ней нет обуви. Вор немедленно подходит к ней, опускается на колени и протягивает часы.
– Вот. Я достал их. Ты сможешь загнать их в ломбарде за хорошую цену.
Она заглядывает ему через плечо и указывает на меня.
– Кто это, Шорох? Подруга?
– Преследовательница, – поправляет он.
Я почтительно кланяюсь. Девочка хихикает. Ее голос до боли напоминает мне голос Пелигли. Девочка направляется ко мне, но Шорох удерживает ее.
– Не надо, – говорит он. – Она может тебе навредить.
– Он прав, – легко соглашаюсь я. – Никогда не доверяй незнакомцам. Порой они оказываются грубиянами, очень часть вонючками, и к тому же могут обозвать тебя лицемеркой.
– Ты такая и есть, – настаивает он.
– О, я знаю. Но я все равно уязвлена.
Он поворачивается к девочке и что-то мягко говорит. Она смотрит на меня, а затем уходит с часами в ручке. Как только она удаляется, я продолжаю:
– Ты украл это для нее, так? Я недооценила тебя, Шорох.
Взгляд его темных глаз становится тяжелым и острым как нож.
– Зачем ты преследовала меня?
– Мне было скучно, а ты поднял большой переполох.
– Настоящая причина, – требует Шорох в попытке продраться сквозь ложь. Я улыбаюсь.
– Когда я вижу человека, делающего мое дело лучше меня, мне становится любопытно. Обидно, но любопытно. У меня не было выбора, кроме как последовать за тобой!
Я обхожу его по кругу и разглядываю с макушки до пяток, пытаясь определить, кто он на самом деле. Но передо мной лишь черная кожа, затянутые в перчатки сжатые кулаки, поджарое тело и эти полночные глаза с прищуром.
– Выбор есть всегда, – произносит он с такой легкостью, словно слышал эти слова от кого-то сотни и сотни раз. Слишком отрепетированно. Наигранно. Это не его слова, они не подкреплены личным опытом, это видно.